#на_краю_Атлантики

В госпитале они провели два часа в очереди, затем еще два часа в палате – дожидались прихода врача. Но все оказалось напрасно: доктор выслушала рассказ Юли и с порога, не проверяя ее слова и не запрашивая никаких выписных документов из немецкой больницы, сказала, что им нужно ехать в госпиталь Канделария в Санта-Крус-де-Тенерифе, в столице острова. Доктор хотела было назначить им анализы и предложить перевезти их в машине скорой помощи, но Юля наотрез отказалась, ведь у нее была машина, они доедут намного быстрее сами. Какой смысл был сдавать анализы здесь, если лечение будет в другой больнице?

Час по магистрали на высокой скорости вдоль южного и восточного побережья, через долины ветровых станций закончился огромной для острова столицей Санта-Крус, распростершейся от океана и вглубь, к невысоким покатым горам. Долина была испещрена крышами невысоких многоэтажек, частных домов, финок, вилл. И где бы ты ни ехал в городе – почти всегда был виден безбрежный океан, потому что город будто скатывался с горы к нему, и тот довлел над днем, как довлеет небо над землей. Никогда не передать словами человеку, ни разу не жившему у моря или океана, как по-иному воспринимается сама жизнь, ее полотно, окутывающее человека и рисующее его реальность, когда в ней всегда есть горизонт океана.

Госпиталь Канделария оказался огромным, и они долго плутали по нему, прежде чем разобрались, как попасть в приемный покой. В Канделарии персонал уже почти совсем не знал английского – это была не больница юга острова, предназначенная для туристов. Спустя два часа Катю приняли, но Юле пришлось долго общаться с врачами, потому что хотя те верили всему на слово, но по много раз переспрашивали одно и то же. Наконец Катю увели, а Юле прописали алгоритм лечения.

– Вы можете остаться до ночи с Катей, убедиться, что все хорошо, что мы начали лечение, а затем поедете домой. Мы будем каждый день во время обхода звонить вам.

– Вы будете каждый день сообщать динамику анализов?

– Да, конечно. Старшая медсестра говорит по-английски, она будет звонить вам.

В просторной палате было две койки, одну из них заняла Катя, а на вторую обещали скоро положить другого ребенка. Уже через час стал известен результат анализа мочи – белок составлял 58 граммов на литр. Услышав эти цифры, Юля и Катя ахнули: такого еще не было за всю историю болезни! Ее анализы достигли пика.

– Мама, но разве это не составляет почти весь белок организма? – спросила Катя.

– Да, почти весь, – ответила Юля, с трудом соображая, какое объяснение могло быть такому значению. – Наверное… эта цифра сама по себе ничего уже не значит… ведь диуреза почти нет. Ты не можешь выделить 1 литр жидкости в сутки в любом случае.

Катя посмотрела на нее туманным взглядом, в котором была заключена своя собственная недетская мысль, возможно, даже обвинение, но не сказала больше ни слова, легла на кровать и натянула на голову покрывало. Юля сидела в кресле, и волна беспомощности накатывала на нее – ах, лучше бы Катя злилась, кричала, обвиняла ее, чем вот так, затаившись, лелеяла в себе обиду на нее, все более отстраняясь. Юля была бессильна не только как мать, которая не может найти лекарство для дочери, но и как педагог, воспитатель, психолог. Катя росла, менялась, а это означало, что впереди были лишь новые испытания для нее… это был бесконечный путь, но она пройдет его весь. В конце концов, не ее ли была вина, что они сейчас здесь?

По пути из госпиталя она зачем-то свернула с маршрута и, повинуясь инстинкту, съехала под указатель «Канделария». Сама больница с одноименным названием находилась в Санта-Крус, а несколько южнее Санта-Крус располагался древний город Канделария, где, по легенде, в конце 14-го века аборигенами была обнаружена деревянная скульптура Мадонны с младенцем – скорее всего, с затонувшего испанского корабля. Она потемнела от длительного пребывания в воде, потому ее назвали черноликой. Гуанчи верили, что она наделена целебной силой, и поклонялись ей. Когда в конце 15-го века область захватили испанцы, они хотели вынести ее из пещеры и переместить в Санта-Крус, но с каждым шагом скульптура становилась все тяжелее, и было решено оставить ее там, где она была, – в пещере. С тех пор это место было центром паломнической жизни острова, и даже когда во время сильного шторма в 1826 году свирепый океан искромсал берег, разбил пещеру и навсегда унес скульптуру в свою жадную пучину, была заказана ее точная копия, и место так и осталось святым.