#на_краю_Атлантики

– Да-да, это все понятно, с этим спорить никто не будет, – сказал он. – А все-таки мне очень хотелось бы, – он намеренно выделил последние слова, – чтобы они были в любящей семье. Для меня крайне важно, чем закончится вся эта история. Можно сказать, она лично затрагивает меня. Я знаю эту пару всю свою сознательную жизнь, мы в очень близких отношениях, все праздники проводим вместе. Даже представить себе не могу, как мы будем отмечать начало нового учебного года где-нибудь на природе, все соберутся и… не будет Анечки и Андрюши. Какой-то невеселый праздник получится. Я бы не посмел вас ни о чем просить, но это настолько важная ситуация… И потом, вы как мать моего студента, человек, которому я всецело доверяю, наверняка войдете в мое положение, поймете меня, мои соображения на сей счет. Мне бы не хотелось, чтобы что-то омрачило наши с вами отношения.

И только тут губы Анны Ивановны чуть сжались и вытянулись, а глаза блеснули холодным огоньком, она выпрямила плечи, которые начали было сутулиться, – казалось, она готовилась защищаться.

– Я вас поняла, – сказала она.

Она хотела было встать из-за стола.

– Нет, постойте, – сказал Эдуард вдруг неожиданно властным тоном. Она сразу опустилась обратно. – Мне бы хотелось знать, когда именно все разрешится. Ведь сентябрь на носу – учебный год. Дети должны пойти в свою обычную школу. Вы же знаете, как это сложно – то и дело менять школы, вузы и так далее.

– Я не могу пока сказать, мы в процессе.

– Анна Ивановна, сколько можно разбирать столь простое дело, мы же все здесь взрослые люди, все чиновники, так сказать, – знаем, когда дело можно разрешить быстро, а когда – нет.

Анна Ивановна глубоко вздохнула. Ей не хотелось портить отношения с человеком, который сегодня заместитель декана, а завтра может занять место самого декана. Ее сын учился в институте, лучшем в области, а через несколько лет здесь может оказаться и дочь. Но ей было тяжело признать победу Эдуарда над собой, признать ее так сразу, нисколько не помучив его неизвестностью, ей непременно нужно было потянуть резину, но в этот раз никак не выходило, и это раздражало ее. Причем она не считала свое поведение сколько-нибудь бесчестным, ей казалось, что именно так и нужно вести себя по отношению к людям – они были ей вроде как врагами, которых она наказывала всякий раз, как могла. Сегодня она попыталась притвориться глупой и беспомощной, но он сразу раскусил ее.

– В эту пятницу сделаем все документы, – наконец сказала она. – И пусть ваши друзья в пятницу приезжают в реабилитационный центр.

Пятница была через два дня.

– Как я вам признателен! – Эдуард вскочил и взволнованно стал жать ее руку. – Вы настоящий профессионал!

Всеми силами он старался внушить ей, что она сделала самое правое дело из всех, чтобы лишить ее сомнений в обратном, а главное, отрезать путь назад. Она чуть смутилась и что-то отвечала, уже совершенно поддавшись его тонкому мужскому обаянию – талантливого интеллигента с проницательным взглядом, взглядом, буравящим душу собеседника до самых ее недр, до затаенных ото всех чувств. Ото всех, кроме тонкого наблюдателя, каким был Эдуард. Анна Ивановна не обманула его: дети вернулись домой.

2013 год, сентябрь

Два дня обучения протоколу возбудили в Сергее еще большее смятение: примеры из практики профессора леденили душу, они казались потрясающими, невозможными, несбыточными. Когда вся наука, вся фармацевтика мира брошена на изучение относительно новых аутоиммунных заболеваний (появившихся около ста лет назад), когда все тактики лечения сложные, многоуровневые, многолетние, комбинированные – вполне естественно, что ум ждет лишь сложных решений, намного более сложных, чем уже есть в копилке выдающихся профессоров.

И он никак не ждет такого простого и нетоксичного протокола, столь безболезненного, с минимальными побочными действиями. Сергей не верил поначалу, что обучение будет длиться менее полугода, а теперь он не верил, что оно продлится менее месяца. Но так все и было. И это окрыляло.

Окрыляло заранее, задолго до того, как он получил свою лицензию, задолго до того, как он приступил к работе и занялся лечением пациентов, лечением Веры, а главное – задолго до исцеления Веры. Нельзя было настраиваться на победу, никак нельзя, это было опасно, чревато катастрофическими разочарованиями, и не только для него одного. Но что ему еще оставалось, что можно было противопоставить убийственным кадрам, где Вера лежала в постели и не могла пошевелить даже руками? Зачем небеса придумали болезни и зачем эти проклятые болезни с каждым годом все «молодели»? Разве можно было унять в себе надежду, возгорающуюся, как ответ на боль от мучений Веры?

Все эти чувства отразились на его лице, когда он говорил с Верой сегодня по видеосвязи. Татьяна Викторовна сама позвонила ему, не выдержала, что они только переписывались. Но он не знал этого, ему казалось, что она сделала это по просьбе дочери. Мать поднесла телефон к кровати и присела рядом с Верой, чтобы Сергей мог видеть их обеих.