#на_краю_Атлантики

Все это время Сергей топтал кроссовками папоротник, как дети в детстве бьют высокую траву палками, когда сердятся или обижаются. Но когда Вера заговорила, он стал прерываться и подолгу глядеть на нее все еще разъяренными глазами. Он пока молчал, но внутри него быстро стягивались раны обиды, затихал шторм, просвечивало солнце из-за редеющих облаков. Ему казалось, что слова Веры обнажили ее душу, и ее желание предстать перед ним такой – настоящей, заблуждающейся, ошибающейся, но ищущей правду и смысл – поразило его. Разве она не была сильнее его, разве в ней не было больше чести и воли? А главное, свободы от условностей, женских хитростей? Ведь Вера поведала ему все, что было у нее на уме, а он ей – нет. Как она была восхитительна в эту минуту, как глубока и чиста! Но Сергей не мог признаться ей в этом. Он снова бросил на нее долгий тяжелый взгляд. Она ждала ответа. Почувствовав, что на языке его уже зародились слова, и это непременно добрые слова, она улыбнулась. Тогда он не выдержал и сказал первое, что пришло на ум:

– Ты же знаешь, я не могу на тебя долго обижаться, когда ты так улыбаешься. Твоя улыбка может свести с ума любого.

– Значит, мы не будем расставаться? – засияла Вера.

– Расставаться? – Сергей удивился.

– Из-за того, что я не сразу сказала тебе правду.

– Мы просто выясняли отношения, вот и все. – Сергей по-прежнему был удивлен: неужели она так серьезно отнеслась к их ссоре? – А сейчас мы все выяснили и живем дальше. – Глаза его больше не буравили ее, а, наоборот, глядели с необыкновенной лаской. Но вдруг Сергей помрачнел. – Как ты себя чувствуешь сейчас? Анальгетики сняли боль?

– Да, кажется, лучше. Могу идти. Лучше, наверное, не рассиживаться, пройти, сколько могу.

Они быстро попили воду и отправились в путь. Поначалу Вера бодро ступала по извилистой тропе, обгоняя Сергея, но через час силы стали вновь покидать ее. Ноги тяжело опускались на камни и переплетенные корни, торчащие из земли, она то и дело спотыкалась, теряя ловкость и координацию. Сергей шел сзади и с напряжением ловил каждое ее движение, ему казалось, что вся его жизнь сосредоточилась в колыхании этого тонкого тела в обтягивающих джинсах и легкой футболке, в его упорном сопротивлении боли и усталости. Усталости! – внезапно мысль резанула ум. Была не только боль. Была акклиматизация. Была усталость.

На душе становилось все темнее, словно сумрак ветвей скрывал не только лучи яростного экваториального солнца, но и тонкие робкие прожилки возможного счастья. Первородная тишина поглощала звуки, но она не могла поглотить то ненастье, что маячило впереди.

Вдруг Вера споткнулась и упала на колени и ладони. Чуть привстав, она с досадой осмотрела грязные джинсы и руки, покрытые сырой землей. На мгновение Сергей замер и не шевелился. Какая-то черная мысль катилась с высокого пика его подсознания, словно оползень, и он с отчаянием хотел постигнуть ее, хоть и обещал себе час назад ни о чем не думать. Еще немного – и он поймет ее. Еще немного – и она сокрушит его. Да, не думать не получалось! Мозг все это время кипел, словно мысль перенеслась в пространства вне его тела, вне его разума. Там весь час алгоритм проверял гипотезы и выдавал ответы. Непостижимо, но Сергей не осознавал запущенного процесса и был в неведении, пока Вера не распласталась перед ним. Значит, перед отъездом он втайне от Веры сходит в аптеку и купит импортный препарат с расчетом на год вперед.

Через мгновение он уже помог ей подняться, дал влажные салфетки, оттер ее ладони от грязи.

– Давай отдохнем, – сказал он Вере, пряча темный взгляд. Она усталыми глазами испытующе посмотрела на него: отчего Сергей опять был невесел? Неужели снова злился на нее? Тоска, словно разрастающиеся ветки с острыми шипами, обхватила и сжала сердце.

На этот раз они отдыхали дольше. Скоро тропа пойдет по солнечным местам, и станет непреодолимо жарко, будет тяжело дышать. Нужно было запастись силами. Но все это время слова не прерывали гнетущую тишину. Они оба не смотрели друг на друга, а все отвлекались – то рассматривали листья деревьев, то трогали папоротник с его изумительным мягким и успокаивающим узором, то пили воду, то кусали хрустящую чиабату, хотя она с трудом лезла в горло.