#на_краю_Атлантики

Когда они вернулись в гостиную, Ольга Геннадьевна уже сидела на месте Веры и чему-то усмехалась. Молодая женщина, пронзенная взглядом будущей свекрови, подошла к телефону, взяла его в руку и тут же проверила время. На мгновение внутри нее все похолодело – на экране горело сообщение от бывшего: «Лиза мне все рассказала, хочу тебя увидеть сегодня, я не могу без тебя».

Вера бросила быстрый испуганный взгляд на Ольгу Геннадьевну, и та, встретив ее взгляд, как-то по-особенному радостно посмотрела на нее. Ухмылка эта была так не похожа на ее привычно раздраженное выражение лица. «Прочитала или нет?» – внезапный вопрос ошпарил все внутри. Но нужно было ехать домой.

Вскоре Сергей проводил ее до такси. Когда они спускались в лифте, он держал ее руку в своей ладони, боясь сжимать ее, а Вера все думала: «Скажет или нет? Быть может, не видела ничего? И надо же было ему написать именно тогда, когда я оставила телефон без присмотра! Что теперь будет?» Как будто их отношения и без того не подверглись серьезным испытаниям! Когда Вера села в такси, она бросила на Сергея еще один долгий тоскливый взгляд, будто это были последние ласковые мгновения удачи, так скрасившей конец ее беззаботной жизни.

Глава одиннадцатая

2020 год, июль

В конце июня Йохан надеялся попасть на Тенерифе, но сразу после ссоры с Юлей, когда он уже сам простил себя за ссору, он увидел, что рейс опять отменили и авиакомпания предложила ему перенести билеты на другой день.

– Мир сошел с ума, – повторял он снова и снова. – Так не должно быть, чтобы люди не имели возможности видеть друг друга, когда они так сильно любят.

Чем более выстраданной была его любовь, тем меньше он ценил карантинные меры, локдаун и всевозможные ограничения. Временами глупые мысли приходили в голову – что его молодая жена начнет забывать его, смирится с вечностью разлуки и конечностью любви. Тенерифе – уединенный рай – будет только способствовать зарождению новой страсти, будет питать ее, как питает проливной дождь иссохшую землю. Кто-то непременно начнет ухаживать за Юлей, и тогда он навсегда потеряет ее. Каким же недолгим было их счастье вместе!

Нет, он должен улететь. На этот раз он должен улететь.

После чудовищного откровения Юле Марина стала все больше обмирать внутри, положительные чувства и эмоции, привязанности, которые были заключены в ней, сковало льдом. Она смотрела на детей, на мужа, но не испытывала былой радости и удовольствия от их родных лиц, даже когда они пытались угодить ей. Ей мерещилось, что ее бездействие лишь оттягивает неизбежное.

Марине все чаще чудилось, что рок привел ее на этот путь, чтобы показать ей, как мало она стоит, как ничтожна ее душа, способная сначала приласкать детей, а затем выбросить их обратно в дом без матерей. Не стоило так много мнить о себе когда-то, не стоило думать, что она справится со столь непосильной ношей. Ведь она знала это про себя и раньше, всегда знала: себялюбивая эгоистка, она не привыкла поступаться своей свободой ради других, даже детей.

Раздражение ее росло, и апатия, развивающаяся в ней одновременно, – тоже, и очень скоро случилось то, что должно было случиться. На прогулке в парке Аня и Андрей вновь подрались на глазах у посторонних. Виталий и Марина едва смогли разнять их. Но в последний момент, когда они уже оттащили их друг от друга и Виталий стал как можно спокойнее наставлять детей, легко унимая раздражение внутри, Марина краем глаза заметила коллегу по работе, одну из самых злословных в офисе. Она шла вдалеке, по другой тропинке. С каким торжеством она смотрела на нее, с каким победным видом! Это стало последней каплей для Марины.

– Знаете что? – крикнула она и отпустила руку Андрея. Казалось, она обращалась не только к детям, но и к Виталию тоже, хотя он ни в чем не был виноват перед ней. – С меня хватит!

И она резко развернулась и пошла в противоположную от дома сторону. Виталий, оставленный с двумя детьми, был вынужден вести их домой и ждать, когда Марина остынет, что, по его расчетам, должно было непременно случиться.

– Зачем же вы так маму расстроили? Эх, ну вот! – лишь только они зашли домой, сказал он детям без злости, но с тихим укором, который был хуже ярости, хуже бранных слов.

Через два часа начало темнеть, но Марины не было. Она не появилась ни в восемь вечера, ни в десять. Все это время Виталий звонил ей, но она не брала трубку.