Когда я приехал на следующий день к обеду в нашу коммуналку с банкой супа и завернутыми в бумагу котлетами, то уже в прихожей я понял, что, кроме Эрнеста, в квартире появились еще люди. С кухни пахло свежеприготовленной едой, мальчик из комнаты кричал: «Ма, ну скоро?! Пора жрать!» В ответ нежный, но сильный женский голос: «Потерпи, Иржек! Две минуты!» Удивившись чешскому имени, я тихо отпер свою дверь. Разумеется, в коммуналке у каждой двери был свой замок. Вошел, разложил на столе блокноты рядом с пишущей машинкой. Потом, стараясь не шуметь (пока еще чужой в этой коммуналке), выполз на кухню – разогреть в кастрюльке суп. Хоть чего-то похавать перед писанием. Разогрев на газовой плите в маленькой кастрюльке и перелив в тарелку суп, я понес ее в свою комнату. На кухне никто из соседей не ел, это было пространство для готовки пищи, но не для еды. Перед дверью соседей я невольно притормозил, услышав голос молодого мужа – уже не мальчика и не юноши, но говорившего отчетливо, будто печатал слова: «Ингуша, не волнуйся, я его закопаю, да так, что он из этой ямы не выберется!» Женский голос был резок: «Ты, Георгий, все только обещаешь!» В ответ с внятной даже сквозь дверь отчетливой усмешкой: «Но ведь всегда делаю». Я прошел к себе. Проглотил суп, но не писалось. Телефон был общий, в коридоре, вышел, позвонил Кларине на службу: «Да, милый, как пишется?» Вздохнув, сумрачно ответил: «Никак не пишется. Не слажу я с этой книгой». В ответ услышал голос Марины Мнишек: «Мы так не договаривались. Я за московского царевича замуж шла, а не за бездельника». И вдруг мне стало стыдно: хотел ведь мастерскую, чтобы работать, об этом и первой жене все время твердил, а та боялась, что баб водить буду. А Кларина полностью и искренно приняла мое стремление, а я чего-то кобенюсь. «Прости, – сказал я, – я, конечно, допишу. И скоро». Сел на стул и лихорадочно начал стучать по клавишам. Вначале текст (я это видел) был никуда не годен, среднего качества черновик, который заслуживал только вычеркивания. Но упорно печатал, вытаскивая из машинки лист за листом. И примерно с шестой страницы стало очевидно, что текст пошел! С разгону я напечатал еще три страницы. Слова еще давались с трудом, но уже давались.
И тут в дверь постучали. Я открыл, в дверях стояла длинноте-лая, но длинноногая, с полными бедрами, хотя не очень большой грудью. Глаза были темные, украинского типа, с веснушками вокруг глаз. Губы накрашены, свободная юбка, блузка, поверх блузки цветастый платок: «Ну что, сосед, пустишь, не выгонишь?», как-то сразу установила форму общения «на ты». При этом женщина привлекательная, знавшая, что она привлекательна. Я кивнул, она вошла. «Если не побрезгуете присесть на тахту, другого места предложить не могу». Она присела, хихикнув: «Тахта не самое плохое место для женщины!» Смутившись, я спросил, чем могу помочь. Она снова ухмыльнулась: «Пока и сама не знаю. Мы были уверены, что здесь одинокая женщина, поэтому и взяли комнату в этой квартире. Одинокую женщину отселить нетрудно, а оказалось, что она даже не прописана, просто у хахаля своего подживала. Полная нежить. Так мы непрописанных называем. Мы думали, что найдем ей мужика с отдельной квартирой, а Эрнеста Яковлевича тоже бы уговорили. Уж больно хороша трехкомнатная квартира, да еще и в кирпичном доме. Впрочем, и тебе можем найти неплохую женщину в двушке». Я покачал головой: «Не выйдет. Я женат, дочке два года». Она кивнула: «Да, не рассчитала этого. Понятно. Придется план переделывать. Все равно надо познакомиться. Завтра воскресенье, приглашаю тебя и Эрнеста Яковлевича на воскресный ужин. Приводи жену». – «Вряд ли она сможет», – ответил я. «Ну, тогда я для тебя симпатичную подругу приведу. Эрнесту женский пол уже ни к чему. Меня, кстати, Инга зовут». – «Владимир, – назвался я. – Чего принести? Вино? Водку? Конфет? Торт?» Она отрицательно покачала головой: «Не утруждайся. У нас все есть. И выпить, и закусить. Разве что цветы хозяйке», – она потрепала меня по плечу и вышла. А я задумался на жилищную тему, о чем раньше не думал специально почти никогда. Просто несло меня мимо этих проблем. Когда я оставлял прежней семье квартиру, в которой вырос, исходя из ощущения и книжного понимания, что с милой рай и в шалаше. Даже в землянке. Оказалось, что шалаш требует усилий, чтобы в нем удержаться. А на этот раз надо было как-то предупредить Кларину, что воскресенье они с дочкой проведут без меня. Но и она волновалась, видимо: эмпатия у нас была сильная. Они с Сашкой дошли до телефона-автомата и позвонили. Я рассказал о визите Инги. Говорил, разумеется, негромко и осторожно. «Да, – сказала Кларина, – по-хорошему мне бы стоило приехать. Но мама меня подменить не может завтра. Думаю, ты сам поймешь все. И разрулишь, как надо!»