На краю небытия. Философические повести и эссе

Я сказал консьержке, к кому я. Она позвонила по телефону, проверила, потом махнула рукой в сторону лифта. Я поднялся на шестой этаж. Квартира шестьдесят шесть. Позвонил. Открыла Инга, стройная, разрумянившаяся, с подведенными глазами, обнаженными плечами. Квартира была шестикомнатная, и самая большая комната напоминала гостиную из старых книг. В этой гостиной хозяйка и принимала гостей. По комнате были расставлены столы, на них бутылки с вином, водкой, коньяком и виски. На любой вкус и желание. Вдали, на втором или даже третьем плане, увидел Валю, которая мне улыбнулась, но подойти не решилась. Я надписал книгу и протянул ее хозяйке. Инга подняла книгу над головой и громко сказала, что в гости пришел со своей новой книгой настоящий писатель. И посадила меня за стол рядом с одной из богатых своих подруг, сказав, что ее зовут Ирена. Та моментально налила мне виски, сказав, что такой мужчина, как я, наверняка предпочитает виски. Уж что там Инга про меня наговорила!.. Конечно, писатель, профессор, за рубеж ездит. Внешний рисунок, наверно, впечатлял.

Я с тревогой оглядывался среди чужих людей, непривычных, казалось, от них даже пахло по-другому. В глаза вступил туман, а дальше все увидел сквозь пушкинские строки:

И что же вижу?.. за столом
Сидят чудовища кругом:
Один в рогах с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый,
Там карла с хвостиком, а вот
Полужуравль и полукот.

Еще страшней, еще чуднее:

Вот рак верхом на пауке,
Вот череп на гусиной шее
Вертится в красном колпаке,
Вот мельница вприсядку пляшет
И крыльями трещит и машет;
Лай, хохот, пенье, свист и хлоп,
Людская молвь и конской топ.

Моя соседка была в черно-белой накидке, типа монашеской, серебристом платье с короткими рукавами, немалым декольте и дорогим ожерельем вокруг шеи, которое, надо сказать, было ей очень к лицу. Но глазки маленькие. Я смотрел на бриллиантовые сережки, дорогое платье, на изящные туфельки, невольно замечая и мужские дорогие полуботинки ее спутника, который чокнулся со мной и больше внимания на меня не обращал. И носили они все свои дорогие шмотки как привычное. Но женщина явно начала тянуться к художнику, то есть писателю, то есть ко мне. Однако что-то свинское было в ее движении.

Иероним Босх. Сад земных наслаждений

А я вспомнил, как всего года три назад я стоял в длинной очереди, тянувшейся с улицы в магазин: там были выброшены приличные мужские ботинки. Когда я достоялся до прилавка, моего размера уже не было. Я хотел уйти, но сердобольная продавщица сказала тихо: «Берите любой размер, мужчина. Потом с кем-нибудь поменяете». Так я и сделал, но меняться я не умел, и ботинки долго кочевали со мной по разным квартирам. И еще всплыла сценка. В 1991 году я получил немецкий грант на поездку в Германию. Стипендия была маленькая, но все же мы поехали вместе с Клариной. Жили мы экономно. К концу нашего пребывания стало понятно, что мы можем позволить мелкие покупки. Мы пошли в самый простой немецкий обувной Deichman, где в разделе женской обуви я предложил жене выбирать себе туфли, какие ей понравятся, но все же только одни. На другую пару денег не хватало. Кларина ходила вдоль полок, примеряла то одни, то другие туфли. И вдруг зарыдала и выскочила из магазина. В растерянности я вышел следом, чувствуя себя виноватым непонятно в чем. Она рыдала совершенно по-детски, как может рыдать любимая женщина, знающая, что ее пожалеют. Я прижал ее голову к своему плечу, бормоча:

«Ну что случилось? Успокойся, девочка».

Сквозь всхлипы она проговорила:

«Я не могу. Мне никогда еще не приходилось выбирать».

Туфли, мы, конечно, купили, а потом в последний день она увидела, что куртка, которая ей понравилась, продается со скидкой почти в два раза дешевле. В этой куртке она долго ходила. Я смотрел на наряды богатых гостей Инги и думал, что у них, наверно, не было таких радостей. Соседка нагнулась ко мне и спросила:

«Вы на машине? А какая у вас марка?»

Ей и в голову не могло прийти, что профессор писатель, да еще ездящий в Германию, может обходиться без машины. И я нейтрально ответил, чтобы выглядеть на уровне их благосостояния:

«Ничего особенного. Самая обыкновенная. Я обычно на ней по городу езжу».

Соврав так пошло, я почувствовал себя мелкой гадиной.