На краю одиночества

- …ты помнишь, как звали паренька? Того, который остался с тобой? Он прикрывал тебя, надеялся, до последнего надеялся, что ты выберешься, а с тобой и он. Ты еще с ним порой в карты перекидывался. Проигрывал. Может, поэтому ты его убил?

Тварь, чувствуя, что осталось ей немного, говорила.

Она частила, спеша использовать слова, раз уж не осталось иного.

- А твоя жена, она знает, что ты представляешь?

- Да, - ответила Анна, протягивая еще клок мха.

- Нет… ты ведь никому не рассказал правды… ни ему… он тебя орденом наградил… высочайшая честь… - тварь хихикнула. – А если бы знал? Что ты не сам… что ты этого мальчишку и в жертву… знаешь, они ведь умеют приносить жертвы быстро… быстро и больно. Ему ведь было больно?

Было.

И он действительно жался к Глебу.

Спина к спине. И тьма, которая клубится вокруг, лишь острее заставляет чувствовать единственное живое существо на версты вокруг.

- Есть такое заклятье… простенькое… оно буквально выворачивает существо наизнанку… кожа, кости ломаются… кровь кипит.

…он сам предложил.

Сам.

Тот мальчишка, который раньше Глеба понял, что у них не выйдет. Ни вырваться, ни… он расстрелял весь свой запас, только что тьме с того? И твари? Она, утолив первый голод, играла. Кружила.

И парень сказал:

- Что нужно, чтобы… она… наших… не добралась.

Он боялся.

И заикался немного. И дрожал, мелко так дрожал. А Глеб сказал:

- Жертва.

- Я подойду?

Глеб кивнул. Он тоже понял, что другого варианта нет. Пробой нельзя оставлять. Возможно, вычерченная Глебом граница продержится пару лет. Возможно, этого времени миру хватит сил затянуть пробой. Возможно, и тварь сгинет, а не выберется, подобрав себе тело. Благо, тел в кургане еще хватало…

- Тогда…

- Будет очень больно.

Паренек кивнул. И попросил:

- Вы только маме не говорите… всей правды.

Всей Глеб не сказал. Он и женщину эту нашел только через год, когда его самого из лечебницы выпустили. Не спешили…

…он написал письмо.

Всех, кто с ним шел, представили к ордену Полярной звезды. Посмертно. Слабое утешение, если разобраться. Какая от орденов польза? А Глеба… его долго держали. И там, в лечебнице, он думал, что это даже хорошо, что, быть может, нет места более подходящего, чтобы провести в нем остаток жизни.

Тишина.

Покой.

Трижды в неделю уроки рисования, ибо на безумцев созидательная деятельность весьма благотворно влияет. Еще вот гончарная мастерская имелась, местный народ любил в ней сиживать, кто горшочек лепил, кто вазочку.

У Глеба вечно костяные модули получались.

Да…

…он не собирался уходить. И не ушел бы, когда б не Алексашка, который заявился, чтобы спросить:

- Ты тут еще от скуки не сдох?

- В процессе, - сказал тогда Глеб. И кажется, впервые улыбнулся.

- Ага… стало быть, время есть… я тебя забираю.

- Куда?

- Откуда, - поправил Земляной. Был он в костюме из темно-красного штофа и желтой канареечной рубашке, выделяясь этим нарядом на фоне местной пасторали.

В лечебнице старались избегать ярких цветов, даже цветы на клумбах высаживали исключительно белые и голубые. Смотрелось неплохо, но тогда Глеб понял, сколь устал от обилия этого вот белого.

И голубого.

- Отсюда я тебя забираю. У меня и разрешение есть, - он помахал бумаженцией, которой шлепнул Глеба по лбу. – Так что собирайся. Хватит уже придуриваться, работы невпроворот…

- Я… не уверен, что мне стоит работать. Сила нестабильна.

- Стабилизируешь.

- А разум…

- В полном порядке, если верить заключению медицинской комиссии. Я вот верю.

Глеб же сомневался. Он смотрел на Земляного. И на стену собственной палаты, украшенную его же живописью.

Голубые незабудки.

Белые розы.

И еще вот местный пруд, заботливо окруженный заборчиком, чтоб никто не утоп ненароком.

- Ты здесь скоро точно свихнешься, - Земляной открыл шкаф, в котором хранились скромные Глебовы пожитки. И пусть разрешено было в лечебнице использовать обыкновенную одежду, даже приветствовалось, ибо виделось в том докторам еще одна возможность связать людей ненормальных с нормальным миром, вещей было немного. – А там… поездишь по стране, развеешься… с тебя никто подвигов не требует. Просто попробуй…

…и Глеб попробовал.

Точнее он позволил собрать свои вещи. И вывести себя за высокую ограду, плотно увитую плющом и сторожевыми заклятьями. И главное, пока шел, все время думал, что вот-вот появится любезнейший Савва Иванович, поинтересуется, куда ж это Глеб собрался… или пальчиком пухлым помашет, мол, что ж это вы, дорогой, в бега податься вздумали?

Не появился.

Не заступил.

И охранник на воротах лишь улыбнулся да сказал:

- Прощевайте…

…кошмары, к слову, тоже отступили, будто признавая право Глеба на нормальную жизнь. Они возвращались изредка, но и то утратили былую остроту.

Однако вот же…

Анна погладила его по руке. Заглянула в глаза и сказала:

- Не слушай.

- И ты ее тоже, - шепот твари звучал в ушах. – Мы ведь оба знаем, что ты тогда почувствовал… радость, да? Тебе понравилась чужая боль… ты стал вдруг властелином мира… ты…

- Уходи, - Глеб отвернулся.