На краю пропасти

Густой снег залеплял ветровое стекло. Стеклоочистители еле справлялись с разбушевавшейся стихией. За рулем сидел Яр: Игорь переключил «КамАЗ» на вторую передачу, показал юноше, лицо которого было испачкано кровью Лиды, на какую педаль давить, и посадил за руль. Когда появится лежащий на боку огромный автомобиль, Ярослав должен был сообщить.

На заднем сиденье большой кабины разыгрывалась драма.

– Не давай ей заснуть! – сказал Игорь Ольге, сидящей в изголовье. – Говори с ней! О чем угодно! Пусть она отвечает!

– Лида! Лидочка, миленькая! Не засыпай! Только не засыпай! Расскажи что-нибудь! О вас с Джорджиком, например… – послушно говорила девушка, обхватив голову ладонями и заливаясь слезами, сквозь которые она с трудом понимала, что делает Игорь. Он рвал одежду в тех местах, куда попали пули. Пинцетом извлекал их, зашивал, прикладывал к ранам серый мох, заматывал тряпками. Лида тем временем кричала от боли. Взгляд помутнел, а на лбу выступали огромные капли пота, который тут же и скатывался струйками вниз под мерное покачивание автомобиля. Губы женщины двигались, и она постоянно что-то шептала:

– У Марьи Ивановны… три внучки… сиротки… Ох, страшно! Как баба одна… ростить-тоть будет? Эх… и не пожила ведь… Совсем. Любви не испы… Жорка… Ангелы черные… говорят со мной. Шепчут. Не подходите, ироды!

Игорь тем временем занимался третьей по счету раной. Он понимал, что болевой шок может лишить сознания женщину в любой момент, но ничего другого не оставалось: кровь надо было срочно остановить. Кожа от потери крови слишком быстро бледнела, а бред женщины становился все более бессвязным. Наконец, лекарь вытянул пулю, отшвырнул ее и начал было зашивать рану, как вдруг Ольга завыла на одной ноте: Лида закатила глаза и захрипела. Грудь опустилась последний раз, и… все. Лекарь быстро приложил пальцы к шее – пульса не было. Он схватил иголку ивановского шершня, которую подготовил заранее, царапнул кожу на месте артерии, чтобы яд быстрее попал в кровь, и начал делать непрямой массаж сердца. Минуту, пять, десять… но это не помогало.

Тогда вымазанный в крови Игорь бессильно откинулся назад и посмотрел на глядящую на него с надеждой Ольгу.

– Слишком много крови она потеряла, – покачал Потемкин головой и закрыл глаза, слушая, как Ольга всхлипывает, а потом не может удержать скопившиеся в груди эмоции и ревет в полный голос.

– Ну почему?! – закричала вдруг она сквозь рыдания. – Почему ты не спас ее?! Ты же лекарь! Она же… она же… – и девушка не нашла слов, чтобы продолжить. Горечь поглотила ее целиком, в одно мгновение авторитет Игоря уменьшился, из сказочного принца, почти бога, он стал реальным и почти обычным человеком. Как же трудно верить в сказки, еще труднее – поддерживать веру в сказки, хоть как-то украшающие мрачный мир. И Ольга предалась горю в полной мере, погрузилась в него и позволила себе выплакаться, как никогда не позволяла ранее. Ни во время убийства отцом матери с братьями, ни потом – во время скотской жизни в подвале избы.

Игорь бессильно и устало перелез на переднее сиденье. У него не было желания оправдываться перед Ольгой. Она должна почувствовать всю хрупкость жизни, осознать, что один миг может унести душу в вечность. И нет на свете волшебников, чтобы бороться со смертью, когда именно она правит миром. Мир девушки после освобождения из лап насильника-отца стал огромным, изменился, расширился, обрел краски, но и принес новые чувства, ощущения и понимание смерти. Пусть знает, как смерть жестока. Она не оповещает, она сама выбирает время, место и человека. И если сделала это, то вердикт окончательный.

– Справляешься? – спросил Игорь Яра. Тот молча кивнул. Крутить руль и жать на педаль несложно, когда Игорь уже включил нужную передачу.

Юноша думал о своем. О той свободе, о которой мечтал, когда жил в Юрьеве, когда пытался убежать от жителей, не выносящих непохожего на них Ярослава. Вырвался из стен, освободился, но жизнь почему-то не изменилась. Ему все так же приходится убегать, опасаться людей, их ненависти, отвращения и злобы на всякого, кто смог приспособиться к новому миру, где остальные умирают.