На краю пропасти

Ярос поежился: от подобных мыслей становилось неуютно, а желание проходить и без того серьезное испытание в этом жутком месте пропало. Словно кто-то чужой, сидящий внутри, тихим шепотом предостерегал: «Не делай этого!» Но, с другой стороны, может, это и было испытанием? Преодолеть себя, справиться со своими страхами, войти в жизнь мужчиной, не сомневающимся ни в чем?

Сейчас же трое юношей молча стояли напротив больших ворот. Каждый из них вооружен был «калашом», луком стрельцов, короткой пикой с откованным в кузнице плоским и острым наконечником и широким армейским ножом. Кроме камуфляжа и черных шапочек, им полагались еще лицевые платки из плотной ткани. Все-таки за воротами нельзя быть уверенным, что не подхватишь чего вредного. А плотная ткань как-никак защищала от пыли, в которой находилось не пойми что, включая опасных микробов.

– Ну, «патент на взрослых», начнем? – спросил проводник Евгений Купцов – матерый одиночка, который сопровождал любого по пустому городу, будь ты электрик Дима, следящий за кабелем, тянущимся к кустарной гидроэлектростанции на Колокше, или кладовщик Вася, следящий за наполнением закромов необходимыми предметами – тряпками, лампочками, солью и другими. Он всегда называл не прошедших испытание «патентом на взрослых», ибо только он один знал тонкую грань между мужчиной и юношей, и только он один мог это испытание провести. Что происходило за воротами с испытуемыми – вернувшиеся не говорили. То ли стыдились, то ли боялись происходящего наедине с умершим городом, то ли оно было настолько неестественно, что им никто бы не поверил.

– Так что, планктон, долго я буду ждать, пока вы решитесь? Мне-то пофиг, я там, – проводник указал рукой в сторону ворот, – бываю частенько. А вот вы… вам восемнадцать лет давалось, чтобы подумать и решить, хотите вы туда или нет. И пока еще есть шанс развернуться и с гордо поднятой головой заняться любым делом, какое душе угодно. Только помните: в этом случае убирать за зверьми дерьмо, или чистить нужники, ну, или зачухаться в кузницу вам придется на всю оставшуюся жизнь. И! Никаких стрельцов… – он на секунду замолчал, вглядываясь в глаза молодых людей. – Ну? Готовы?

Юноши кивнули одновременно. Ни у кого не было желания чистить выгребные ямы всю оставшуюся жизнь.

– Тогда живо закидываемся в телегу! – скомандовал Женя. Прозвище Купец как нельзя кстати подходило этому сухопарому сорокалетнему мужчине в ватных штанах и фуфайке, с «сайгой» на плече. Ведь не зря он постоянно скитался вне стен Юрьева, доставляя партии грузов со складов заводов, которые находились в полном ведении общины, помогал налаживать инфраструктуру и был единственным, кто вернулся живым из давнего похода на Владимир.

Будущие стрельцы спорить не стали и шустро забрались в телегу, запряженную лошадью. Надо отдать им должное, эти животные не сильно изменились со времен Катастрофы. Шкура стала грубее, размер побольше, да и характер позлее. К такому жеребцу неосторожно подойдешь – точно схлопочешь массивным копытом в лоб… Только пара человек в Юрьеве занималась их разведением, и кроме них, кони никого больше к себе не подпускали. Запрягая же в оглобли, лошадям на глаза вешали шоры, но все равно приближаться было опасно – заклеивать им ноздри никто не собирался, и одним нюхом эти животные могли определить, хозяин рядом или чужой.

– Жень, – настойчиво позвал Митяй.

– Да, юный хозяин, любой ответ за ваши деньги.

– Ох, Купец, и дошутишься ты когда-нибудь… – недовольно пробубнил сын Воеводы.

– Когда дошучусь, сам водить народ за стены и будешь. Ладно, че хотел?

– Почему не на «Тиграх»? – парень указал на ангар справа от ворот, где стояли две бронированные машины «Тигр». – На них же безопасней.

– Безопасней дома, у мамкиной сиськи! А мы ведь не этого хотим? Не? Ну, вот и будем заниматься тем, чем я скажу, и на том, что мне нравится. Всем ясно?

– Да!

– Эй, наверху, – крикнул тут же Купец в сторону надвратной церкви.

Сверху, из узкого окошка высунулся стрелец, недовольно оглядел собравшихся, покрутил у виска, и хитроумный блочный механизм, открывающий двери, пришел в движение. Тяжелые створки скрипнули и медленно разошлись, открываясь ровно настолько, чтобы меж них смогла проехать телега.

Ярос почувствовал, как по телу волнами разбегаются мурашки, сглотнул подступивший к горлу ком и покрепче сжал цевье автомата. Неизвестность неумолимо надвигалась. Бросить сейчас испытание означало навсегда лишить себя привилегий стрельцов, да и простого выхода за ворота, и еще это означало – добровольно запереться в клетке, которая душила на протяжении восемнадцати лет юношу. Яр упрямо сжал губы и натянул платок на лицо. Что бы там ни случилось, значит, так тому и быть! Он не трус и никогда им не был. И скорлупа, в которой юноша всю жизнь находился, дала трещину. Небольшую, но трещину, которая со временем увеличится и выпустит на волю, что бы это ни значило…