На краю пропасти

Там, на границе, к лету сорок первого года заканчивался первый год его службы в Палангском, войск НКВД, пограничном отряде Особого прибалтийского округа. Ему было девятнадцать, он любил пограничную службу, любил заставу, своих товарищей, любил все то, что объединяло в себе слово «граница». И настороженную тишину дозора, и ощущение особой ответственности: ведь за твоей спиной - вся страна! Его не пугали ночные марши-броски в поисках нарушителя, короткие, жаркие, порой кровавые схватки...

Архипов зажал кожаный ремешок фонарика зубами и, обшарив ладонями землю, застыл. Еще одна мина, проводочек... «Вот какая, Алик, теперь у меня работа. Уж три года то сам ставлю мины, то обезвреживаю их...»

Вика и ее одиннадцатилетний братишка жили в Гируляе, небольшом приграничном местечке, а работала Вика на погранзаставе вольнонаемной. Вместе с несколькими другими женщинами кашеварила на кухне погранзаставы, а в свободное время вместе с женами пограничников училась стрелять: ей очень хотелось стать «ворошиловкой», так до войны называли девушек и женщин, обучающихся владеть оружием в кружках «Ворошиловский стрелок». И уж когда Вика была совсем-совсем свободна, да и у Генки Архипова появлялась возможность на несколько часов покинуть заставу, тогда-то и происходили короткие свидания... Тихие улицы Гируляя, звонкий стук подковок сапог, легкие всплески широкой юбки. Как надо ценить мгновение счастья! Ценить все то, что дарит жизнь, что может уйти безвозвратно. Геннадий вдруг представил свое обезображенное лицо и скрипнул зубами: если бы и жива была Вика, ничего уже нельзя было бы вернуть...

Выключив фонарик. Архипов продвинулся чуть вперед, протянул руки и ласково огладил землю ладонями. Вот еще проводочек, вот еще. Паутина смерти. Но дело-то идет! Еще немного - и минный пояс останется позади. Откинув плащ-палатку, Архипов лег на спину, замер, ловя взглядом бурную россыпь звезд.

...В то лето была у них с Викой лишь одна-единственная ночь в дюнах. Она была теплой, прозрачно-серебристой, какими бывают прибалтийские ночи в июне. Ветерок, пахнущий горько и пряно, плыл над голубыми горбиками песчаных гор. Он пах мелкими, ярко-оранжевыми цветами, растущими только в дюнах, и волосы Вики пахли так же пряно и горько: она бросала эти цветы в воду, когда мыла голову. «Дай твою руку, - сказала тогда ему Вика. - Слушай, как стучит мое сердце. Ты оставайся тут навсегда. Хорошо?» «Остаюсь, - ответил он. - Я люблю тебя. И Алика. Я буду ему старшим братом и... отцом».

Они оба засмеялись: и брат, и отец одновременно! Какая открывалась впереди полная счастья, труда и любви жизнь!..

В ту ночь, когда забыв обо всем на свете, они лежали на теплом песке, в десятке километров от них германские солдаты уже получали тяжелые маслянистые пачки винтовочных патронов. И тот солдат, что убил Вику, тоже начал нетерпеливо распаковывать пачки, рассовывать патроны в подсумки. Знать бы все это! Хотя какая разница-знать, не знать?..

...Светало, когда они шли полями, перелесками. Просыпались птицы. Обильная роса серебрилась на траве. Небо на востоке наливалось алым пламенем. Они еще постояли немного у калитки ее дома - так не хотелось расставаться... Он пошел, оборачиваясь, а Вика махала ему рукой, кричала: «До встреча, Генас!» И она, и Альгис уже прилично говорили по-русски, правда, перевирая некоторые слова, ударения, да и Геннадия называли по-своему: «Генас».

Повезло ему, Геннадию Архипову, что попал служить в эти зеленые, пахнущие морем прибалтийские края!.. Вот и рощица на вершине покатого холма показалась, крыши домов погранзаставы, смотровая вышка чуть в отдалении. «Ку-ка-а-ре-ку-у!» - донесся крик петуха Витьки, принадлежащего вместе с десятком кур завхозу, старшине Прокофьеву. И по этому петушиному крику, как по сигналу, что-то тяжко колыхнулось со стороны Восточной Пруссии. Земля вздрогнула, и среди деревьев и домов заставы вскинулись косматые, рыжие дымные столбы...

Несколько мгновений глядел Геннадий, как, подброшенные взрывами, рушились на дома и постройки деревья, метались в воздухе доски, балки, комья какого-то рванья, оглянулся в сторону Гируляя: и там над мирным, еще спящим поселком, вздыбились столбы взрывов...