...Нина никак не могла успокоиться, отвязаться от своих воспоминаний... А случилось это в особом диверсионном отряде Полоцко-Лепельского партизанского края, куда Павел Грачев, Пургин, Зоя и она были заброшены осенью сорок третьего года. Занимались они там разведкой, диверсией, участвовали вместе с другими отрядами в многочисленных боях с карателями, жандармерией и полицаями. Весной сорок четвертого, пытаясь очистить свои тылы от партизан, фашисты направили в Полоцко-Лепельский партизанский край шесть дивизий регулярных войск и полтора десятка эсэсовских и полицейских полков. Заблокировав зону со всех сторон, одиннадцатого апреля десятитысячная армия германских солдат начала наступление... Страшные это были дни! Вой самолетов, лязганье траков тяжелых немецких танков, грохот взрывов, рев радиоустановок, призывающих партизан сдаться... Пожары. Леса, затянутые дымом. В одном из них, в Черной пуще, жестокую оборону держал и особый диверсионный отряд. Дни и ночи смешались в каком-то огненном, ревущем хаосе.
Сжималось кольцо, и командование отряда приняло решение о прорыве вражеской блокады. С одной из групп прорыва уходила через глухие топкие болота Нина. Туманным, холодным утром по отряду ударили в упор два пулемета и десяток автоматов. Засада! Через несколько минут все было кончено.
Нина лежала в ледяной воде под срубленной пулями елкой и слышала, как, чавкая сапогами, рядом бродили солдаты, то и дело гулко разносились пистолетные выстрелы: добивали раненых, как очень хорошо знакомый голос доверительно сообщал: «Глякося, господин лейтенант, ешшо одни шорохнулся. Во-он под березкой шорохнулся». И гремел выстрел. Нину не заметили. Воды там, где она лежала, было выше колена. Стиснув зубы от боли в ноге, сквозь густую хвою прикрывшей ее елки она видела высокие, крепкие фигуры солдат в подоткнутых за ремни шинелях и суетящегося мужичонку в ободранном кожухе и треухе, надетом почему-то задом наперед. Нина без труда признала в нем старосту одной из деревушек, прижавшейся к окраине Верховинского бора, Семеныча. Ночевала как-то в его избе и запомнила нервозную суетливость, слезливую горестность в опасении за свою «жизню», вдруг «хто и нагавкает полицаям...» Значит, или кто-то «нагавкал» на него, и не выдержал Семеныч первого же допроса, выдал те пути-дорожки, что знал, или работал сразу и на своих и на немцев, подонок... Да, не скоро забудутся те страшные дни и минуты. Пуля пробила правую ногу, и все тело сотрясалось от дикой боли и холода. Где-то в глубине леса громыхали взрывы гранат, били пулеметы, бухали винтовки, но эти десятеро солдат не торопились принять участие в бою. Выпив и закусив, они бродили между деревьями, шарили в кустах, разыскивая раненых партизан. Вот и к болоту, где она затаилась, неторопливо направился один из них, и Нина подняла пистолет. Не заметил! Помыл испачканные кровью руки и ушел...
У развилки дорог показалась колонна автомобилей, Нина взяла бинокль: колонна сворачивала на лесную дорогу.
...Володя уже подходил к знакомому холмику, как вдруг остановился и шагнул за дерево. Возле того места, где они таились с Геннадием и Ниной, стояли мужчина и женщина: немцы! У мужчины была плетеная большая корзина, он держал ее в левой руке, а правой обнимал женщину. Где же Архипов? Было видно, что они разговаривают с кем-то, но ведь Нина не настолько знает язык, чтобы вести свободно беседу с немцами!.. Володя подвинул на живот кобуру с пистолетом и быстро, уже не таясь, поднялся на холм. Увидев, что рубашка у мужчины гражданская, а брюки и сапоги войсковые, окликнул его:
- Хелло, камэрад, что случилось?
- Привет, камэрад, - отозвался тот, оборачиваясь. - Твоя девчонка? Ах, хороша.
- Моя, - ответил Володя, подходя ближе. - А тебе мало своей?
- Да нет. Кроме моей Эрны, мне никто не нужен, - засмеялся мужчина и прижал девушку к себе. - В отпуске я, вот приехал к своим. А старики погнали боярышник собирать.
- Так еще не созрел же!
- А ничего. Дозреет в подвале.
Нина сидела на земле под кустом, жевала травинку, лицо ее выражало спокойствие и безразличие. Володя перевел взгляд на отпускника. Мужчина был жилист, правая щека побита синими мушками, взгляд дерзок - так обычно фронтовики смотрят на разных тыловых крыс, к которым этот солдат причислил наверняка сейчас и его, а девушка глядела с игривым любопытством. Вся она была налита юной, женской силой: дыбилась, распирала тесную кофточку высокая грудь, выпирали из узкой юбки бедра. Лицо розовое, кровь с молоком, смешно вразлет торчат две короткие, толстые косы, сплетенные будто не из волос, а из хорошо высушенной на солнце, хрусткой соломы. Этакая Гретхен.
А ты оттуда? - Солдат махнул рукой в сторону леса.
- Угу. Из охраны. Вот подружка ко мне прикатила на денек. То туда сбегаю - не хватилось ли начальство? - то сюда бегу...