Проснулся я свежим и отдохнувшим. Голова была ясной, но в ногах поселилась слабость, и ужасно хотелось есть. Едва я пошевелился, скрипнула дверь, и на пороге появился молодой дружинник.
— Добрыня велел тебе еды принести, — сказал он с легким удивлением в голосе. Видно, раньше на чужаков съестное не тратили. — Тут хлеб и молоко. Я дверь закрою, тогда возьмешь, — предупредил парень, выкладывая у порога посуду.
Я едва дождался щелканья замка и принялся за еду. Через несколько минут жизнь показалась мне вполне сносной. Правда, меня снова начало клонить в сон. Должно быть, действие бабкиного отвара не закончилось. Я закутался в одеяло с головой и крепко уснул.
Когда за мной пришли в следующий раз, я не представлял, сколько сейчас времени и какой вообще день.
— Вставай, Добрыня тебя требует, — сказал парень, тот самый, что приносил еду.
Я поднялся и шагнул к двери.
— Куда? А ну стой. Руки свяжу.
— Не надоело вам? — устало поинтересовался я, покорно подставляя запястья.
— Положено так. Я слыхал, что вы, чужаки, голыми руками умеете людей убивать.
— Так не все же, — усмехнулся я. — На небе тоже разные люди живут. Некоторые и умеют, а я вот не обучен.
Парень передернул плечом — «Рассказывай», дескать! — и подтолкнул меня к лестнице.
Добрыня ждал меня во дворе. День был хмурый, но снега не было, а тот, что выпал вчера, растаял. По двору ходили туда-сюда дружинники, но на меня внимания не обращали.
— Свободен, Андрей, — кивнул Добрыня моему конвоиру.
Он был прав: бежать мне было некуда, да и забор был высоковат.
— Ну что, выспался? — с усмешкой поинтересовался воевода.
— Что это было? — я потер лицо.
— Особенный чай, — Добрыня улыбнулся шире. — Понравилось?
— Нет.
— И правильно. Привыкать не советую.
Он оглядел меня с ног до головы и сообщил:
— Мои ребята обошли все вокруг, но никаких следов не нашли. Поблизости твоя лодка не приземлялась. И посторонние вокруг деревни не шастали.
— Неудивительно. — Я выдержал его взгляд. — Я же сказал, что искать меня не будут.
— Или они не знают, куда ты подевался. — Добрыня почесал подбородок. — И если тебя привязать к какому-нибудь столбу посреди деревни, твои друзья тебя обнаружат и явятся. А если не просто привязать, а еще и нагайкой отходить…
Я содрогнулся, представив подобную перспективу. Что такое нагайка, я не знал, но догадался, что это какая-то разновидность плетки. Добрыня испытующе смотрел на меня.
— Что скажешь? — поинтересовался он. Похоже, все происходящее его забавляло.
— Пожалуйста. Я прошу вас. Не надо. — Я говорил тихо, не поднимая глаз. Молить о пощаде было противно, но молчать было выше моих сил. — Я ничего не сделал. Я сказал вам правду. За мной никто не придет.
— Вот и посмотрим, — отчеканил воевода. — Эй, ребята. Андрей! Иван!
Я прикусил губу, чтобы не взвыть от страха. Подошедшие дружинники подхватили меня под локти и подтолкнули к воротам. Пришлось идти. Добрыня двинулся за нами, остальные последовали за ним. На улице к процессии присоединялись местные жители. Я шел, не поднимая головы, и чувствовал себя актером кого-то чудовищного цирка. Мне хотелось проснуться.
Посреди деревни действительно оказалось что-то вроде площади. Рядом росло большое дерево, стояли лавки, от дерева к столбу тянулась коновязь. Видимо, здесь собирались на сходки, торговали, здесь вершился суд и тут же, на месте, приговоры претворялись в жизнь. Меня подтолкнули к столбу, развязали руки и велели раздеваться. Я оглянулся на Добрыню. Тот пристально наблюдал за мной. Ждет, понял я. Ждет, что я, выдам себя, посмотрю на небо в ожидании помощи. Я опустил глаза и принялся расстегивать куртку. Пальцы тряслись. «Дыши, — сказал я себе. — И держи себя в руках. Это будет больно, но не смертельно. С этим можно справиться. Бывало и хуже». Но если честно, нет. Ничего хуже в моей жизни до сих пор не случалось. Допросы на союзном крейсере ни в какое сравнение не шли.
Я снял куртку, потом рубашку. Тело моментально покрылось гусиной кожей. Порезы на груди за сутки поджили благодаря мази, но сейчас оказанная помощь казалась почти издевкой. Стоило возиться, чтобы потом заново истязать.
— Сюда, — Иван подтолкнул меня поближе к столбу. — Руки!
Он связал мне запястья, а второй конец веревки продел в кольцо на столбе, расположенное чуть выше моей головы. Потянул так, чтобы руки почти коснулись кольца, и закрепил двойным узлом. Я прижался лбом к столбу и закрыл глаза. Меня трясло, но холода я не чувствовал. Все ощущения смыло страхом. Вокруг слышались шаги, голоса — я плохо разбирал слова, но по тому, как внезапно затихла толпа, сообразил: все готово к тому, чтобы начинать. Добрыня рассудил так же.
— Давайте! — услышал я его негромкую команду. Он сказал еще что-то, но я не разобрал. И почти сразу же свистнула плетка.