Этот маленький кусочек картона – последнее звено цепи, связывающей ее с Джимом и лучшими днями ее жизни. Когда она впервые пришла с ним на станцию, ей нужно было чувствовать, что она делает что-то –
Кучка подвыпивших гуляк, завернув за угол, едва не снесла Мэри с ног.
– Прдон, – пробурчал один. – Звните.
Когда они скрылись из виду, крича и толкаясь на эскалаторе, Мэри, потоптавшись на месте, посмотрела на улицу перед собой. Там все было как обычно, кроме одного очень знакомого пешехода, ожидающего зеленого света.
Увидев, что Мэри заметила ее, Элис улыбнулась.
– Не хочешь чего-нибудь выпить? – спросила Элис, подойдя к Мэри. На ней была потрепанная брезентовая куртка. Она тащила большой походный рюкзак, а под глазами у нее были мешки.
У Мэри вспотели ладони, сжимающие потрепанные края картонной таблички. В ушах зазвенело с такой силой, что фоновый уличный шум и гам почти исчез. Она знала, что, то, что произойдет сейчас, неизбежно.
Она годами не желала смотреть правде в глаза, но эта правда, похоже, сама пришла к ней в образе юной женщины, с которой она знакома всего несколько недель. И, если это действительно так, то привычная Мэри жизнь сейчас закончится. Она попыталась утешиться тем, что Элис хочет с ней просто поговорить. Если она что-то обнаружила, оно же не может быть настолько плохим – или может?
– Конечно, – ответила Мэри. Она надеялась, что дрожь в ее голосе не так заметна Элис, как ей самой.
В пабе, пока Элис ходила за напитками, она нашла место на улице. Когда Элис вернулась с двумя стаканами джина-тоника, Мэри отпила из своего треть одним глотком – а он был двойным.
– Ну, как ваша поездка в Малагу? – спросила Мэри.
Элис быстро взглянула в сторону выхода, потом снова на нее.
– Ну… Дело в том, что мы ездили не в Малагу.
Мэри так и знала. У нее сжался желудок. Вот уж действительно, нутром чуяла. Она глубоко вздохнула.
– Вы ездили искать Джима, да?
– Прости.
Наступила пауза. Ни одна из них не знала, что говорить. Ведь, не зная, что обнаружила Элис, как Мэри могла понять, прощает она ее или нет.
– Мы нашли его, – наконец произнесла Элис.
Мэри казалась удивленной. Настолько, что Элис мгновенно усомнилась, сказал ли Джим им правду.
– Он сказал, что полиция тогда же, семь лет назад, разыскала его. Он сказал, что просил их передать, что с ним все в порядке. И что он не хочет, чтобы кто-то узнал, что его нашли.
Мэри хотелось только зажать руками уши и не слышать потока слов, произносимых Элис. Но если она так сделает, когда все это кончится?
– Полиция сообщила об этом его родителям, – поправилась Элис. – Они были ближайшими родственниками. А родители передали тебе это известие?
Мэри с трудом кивнула.
– Но я им не поверила, – прошептала она. – И они сказали мне, что я могу сама проверить это в полиции, но… – Она вонзила ногти в ладонь и держала, пока боль не стала невыносимой. – Я не смогла. В смысле, я так и не обратилась в полицию за подтверждением. Я думала, будет лучше жить с надеждой, что его родители ошиблись, чем убедиться, что они были правы.
Элис закрыла глаза, опухшие от недавних слез. Так вот, что имела в виду Мэри, говоря, что неизвестность – не худшая в мире вещь. Все встало на свои места.
– Прости, – Элис отставила стакан и положила руку на руку Мэри. – Ты могла бы сказать об этом, мы бы тогда не стали заниматься расследованием.
– Я просила этого не делать.
– Знаю, и мне очень жаль. Я думала, что ответ может завершить для тебя эту ужасную неизвестность. Я не понимала, что ты уже знаешь ответ и что ты не хочешь…
– Даже не знаю… – тихо проговорила Мэри. – У меня не было силы принять то, что могла сообщить полиция. Если бы они сказали мне, что Джим не вернется – это был бы конец, – и я могла бы умереть. Так что я им не звонила. Вместо этого я умерла внутри. – Ее голос замер почти в агонии. – Ты не сердишься? Что я не сказала? И что вы поехали за ним?
Элис помотала головой.
– Я не имею права. Я проигнорировала твои слова. Я знала, что так нельзя, но я думала, что ясность будет для тебя лучше. Что есть знания, без которых нельзя жить. Невозможно. В моей жизни – по моему опыту… – Она запнулась. Последнее, чего ей хотелось, это принижать страдания Мэри, рассказывая о собственных; но не является ли это очередным предлогом для нее, Элис, чтобы избежать собственных вопросов? Прежде чем она закончила фразу, Мэри перебила ее.
– Как он? – Столько лет, а она так и не перестала заботиться о нем.
– Нормально. Выглядит здоровым. Тебе не нужно о нем беспокоиться.
– Что он сказал? – Мэри жаждала информации. После семилетней засухи ей нужна была каждая малая капля.
– Он сказал, что хочет, чтобы ты забыла о нем, – сказала Элис. Голова Мэри дернулась, по переносице потекли слезы. – Мэри, мне очень жаль.