На краю света

Она не смотрела Киту в глаза. Как можно было быть такой наивной, чтобы считать, что они преуспеют в первом же месте? Но в жизни есть вещи и похуже, чем крушение надежд. Элис подумала, как ужасно должно было быть Мэри во время собрания.

– Не забывай, у нас осталось еще четыре места, – продолжил Кит. – Не унывай.

– 32 – 2010

– Я подумал, можем пройтись до пляжа Берлинг Гэп, – сказал Джим, держась рукой за перила и натягивая вторую кроссовку. – Дорога немного холмистая, но там всего три мили. И я захватил кое-что перекусить.

Был март, последний день длинных выходных в доме родителей Джима в Сассексе. Мэри, сидя на нижней ступеньке, взглянула на Джима. Свежий воздух сотворил с ним просто чудо, а от солнца его лицо если не загорело, то хотя бы приобрело здоровый вид. Подумать только, они уже пять лет вместе, а Мэри все не может на него наглядеться. Сегодня утром именно она пыталась остаться в постели как можно дольше, закинув на него бедро, чтобы удержать в кровати. Но Джиму хотелось встать и пойти на улицу, и Мэри знала, что этой беспокойной энергии сопротивляться бесполезно.

– Слушаюсс, сэр, – отдала она ему шутовской салют. Схватила куртку и повязала вокруг пояса. Джим взял ее за руку. – После вас.

Прошел целый год с той истории, когда они чуть не расстались из-за его необъяснимого ухода с работы. Мэри тогда сказала на крестинах, что хочет быть с Джимом и в хорошие, и в дурные дни. Несколько последних были одними из лучших. Именно такие моменты поддерживали ее в трудностях, выдавшихся за последние месяцы. Посмотрев на Джима с его уверенной улыбкой, она попыталась сохранить этот образ в памяти.

Потому что теперь Мэри слишком хорошо знала, что «починить» Джима навсегда никогда не удастся, можно лишь попытаться научиться справляться с неожиданными перепадами, происходящими в его прекрасном, спутанном мозгу. Вот что происходит там прямо сейчас? Больше всего ей хотелось думать, что он чувствует себя спокойно. Она примирилась с тем фактом, что никогда не сможет понять всего происходящего у него в голове, но это не означало, что она перестала надеяться, что однажды он все же впустит ее туда.

После крестин Мэри провела бессчетное количество времени, гугля «депрессию» и изучая всевозможные способы, которыми, как ей казалось, можно помочь Джиму. Там были и лекарства, и терапия, и невообразимое множество каких-то псевдонаучных способов. Спустя недели две, когда их отношения более-менее вернулись в норму, она преподнесла Джиму стопку распечаток с выделенными местными службами. Он не стал смотреть все это даже из вежливости. Вместо этого, сдвинув всю стопку на край стола вместе с грязной посудой, он улыбнулся и взял ее руку в свои. Я сам могу справиться с собой. Это мое дело.

И хотя он, конечно, мог и сам иметь необходимую квалификацию, насколько Мэри знала, он так и не пошел ни к каким другим врачам. Никакого формального диагноза не было поставлено. Для себя она пришла к выводу, что же с Джимом не так – хроническая депрессия, – но она все-таки была художником, прости господи, а не специалистом в медицине. И все же достаточно хорошо знала его, чтобы понять, почему он настолько против того, чтобы просить посторонней помощи. Это нарушало его внутренние границы. Это было стыдно. Это была стигма. Джим цеплялся за иллюзии нормальной, успешной жизни, даже находясь на грани ее потери. После той истории с желудочным вирусом год назад он не пропустил на работе ни дня.

– Позвольте? – Они подошли к ступенькам, и Джим протянул ей руку, склонившись в поклоне, комически изображая придворного кавалера.

Это был прежний Джим. Никто другой не мог так заставить ее давиться от смеха. Два дня назад, когда он забыл, что поставил курицу в духовку, и вернулся четыре часа спустя, демонстрируя ей обугленные кости, у Мэри аж ребра заболели от истерического хохота. Ей так хотелось, чтобы это никогда не кончалось.

– С радостью.

Она поднялась, Джим последовал по ее стопам. Он поцеловал кусочек оголенной кожи между поднятым воротом свитера и основанием узла убранных кверху волос. По коже пробежало легкое щекотное покалывание.

Они шли в уютном молчании. Перед ними в кустах порхали четыре птицы. Черные головки, ярко-оранжевые грудки. Снегири? подумала Мэри. Да наверняка знал бы – он любил наблюдать за птицами. Она вспомнила, что надо бы позвонить маме. У Гэвина пару месяцев назад родился первенец, и маме было чем заняться, но Мэри знала, что она не перестает беспокоиться о своей старшей и единственной дочери, живущей по другую сторону Ирландского моря.