На краю света. Подписаренок

И снова охотникам пришлось идти за ними по следу. Теперь звери наполовину были уж в их руках, и дело шло на измор: у кого окажется больше сил. И тут для зверя одно спасенье — малый снег. Снег в аршин, даже в полтора аршина ему нипочем. По такому снегу гнаться за ним бесполезно.

Однако на этот раз снег для охоты был подходящий. Зверь хоть и уходил, но с большим трудом. А охотники гнались за ним, по очереди сменяя друг друга на лыжне. Звери из последних сил уходили от людей и тоже сменяли друг друга на своей тропе. У тех и у других силы были на пределе. К вечеру охотники окончательно выбились из сил и сделали остановку на привал.

Тут Елкин и дядя Илья опять начали дрейфить, что снег пока еще недостаточно глубокий, и они гонятся за зверем уж три дня, и не видно этому конца. И сухари уж на исходе, и сами совсем выбились из сил и так далеко ушли от зимовья, что по такому снегу да морозу и не выбраться обратно. Пропадем здесь где-нибудь. И костей не найдут…

Но Федот Саетов и тятенька сразу же им сказали, чтобы они не болтали лишнее и раз пошли на такое дело, то держались бы до конца. Неужели они не заметили, что на следу зверей все чаще и чаще стали встречаться обтоптанные места. Значит, звери чаще стали сменять друг друга на тропе, чаще останавливаться на отдых.

Поговорили, поспорили, а на другой день снова пошли по следу. В одном месте, за хребтом, перед густой зарослью ельника след зверей разделился. Один пошел в этот ельник, а другой в обход. Тут сразу все сообразили, что через заросль пошла маралуха, а рогачи в обход. Они берегут свои рога и в густые заросли никогда не лезут.

Тогда дядя Илья с Елкиным пошли по первому следу в ельник, а Саетов, тятенька и Тимка обошли этот ельник и увидели, что следа из него нет. Тогда они стали осторожно продираться по ельнику навстречу зверю, пока не услышали голос дяди Ильи: «Здесь она… Вон стоит под дереном…»

Тут артельщики оставили дядю Илью управляться с маралухой, а сами пошли дальше по следу. Версты через три вверх по ключу они нашли второго зверя. Он тоже стал под дерево. А в какой-нибудь полуверсте от него остановился и последний зверь. Теперь надо было заарканить их, как советовал Толоконников, каждого к своему дереву и спешно готовить нарты к походу на зимовье. Так и сделали. Сначала крепко притянули каждого зверя к своему дереву. Потом спешно соорудили для них легкие нарты с мягкой пихтовой подстилкой, а после того сняли рога у первого марала и осторожно погрузили его на нарты. Потом таким же манером управились со вторым зверем и отправились за дядей Ильей.

А дядя Илья тем временем заколол свою маралуху, снял с нее шкуру, изобиходил все мясо. Теперь охота была закончена, и можно было сниматься с места. Но дело было уж к вечеру, и решили тронуться в Ямную на другой день, с утра. А на ночь сделали потёму, и сделали ее основательнее обычного, с потолком из пихтовых и еловых веток. И впервые за эти дни более или менее спокойно провели ночь.

А утром обнаружилось несчастье. Тимка пошел к нартам проверить, все ли с маралами в порядке, и видит, что одного марала совсем запорошило снегом. Тимка сразу сообразил, что с ним случилась какая-то беда, и стал звать своих артельщиков. Тут все сбежались к нартам и увидели, что зверь ночью сдох. То ли от запала… Это со зверями бывает. А может, от чего другого, так как с вечера незаметно было, что он запален. Тут Иван Елкин стал с досады сильно матюгаться. И дядя Илья сразу сообразил, что зверь подох от худого слова. Дядя Илья ведь пасечник и хорошо знает, что пчелы не любят матерные слова. И на своей пасеке ругаться воздерживается и другим не позволяет. А маралы, рассудил дядя Илья, они вроде пчел, тоже божья тварь и, видать, тоже не любят матерщину. А Елкин привык к каждому слову туды-перетуды добавлять. Вот и дотудыкались с ним, что потеряли зверя.

Поохали, поахали, поругали Елкина как следует, а что сделаешь? Наказали ему воздерживаться дальше на язык. Плевка не перехватить, а худое слово ведь не воротить. Правду сказывали старые люди — слово не воробей: вылетит — не поймаешь… А потом сняли с подохшего зверя веревки и полотенца и оставили его прямо на нартах в тайге. А сами двинулись на Ямную. И дошли туда только на второй день.

Теперь нам можно было уж выезжать в Устуг. Но охотники так вымотались, что решили немного отдохнуть. Егорка, так почему-то решили назвать марала, стоял на приколе смирно и начал даже есть мох и сено. Лошадям корму было тоже достаточно. Хотя сухари у артельщиков уже кончились, но у нас с дядей Герасимом остался еще целый мешок печеного хлеба. Так что насчет харчей пока беспокоиться было нечего.

Этот день охотники отъедались и отсыпались. Только Тимка Бабишов не мог сидеть сложа руки и после обеда отправился со своей берданкой вверх по ключу и где-то на тальце, довольно далеко от зимовья, все-таки подстрелил глухаря.