На краю света. Подписаренок

А на следующий день с утра мы стали собираться в путь-дорогу. Проверили на наших санях постельник для зверя, перегрузили мясо убитой маралухи на вторые сани. Уложили в мешки все снаряжение, подкормили как следует лошадей к тяжелой дороге, осторожно свалили марала на сани и крепко привязали его полотенцами. Вот и все сборы.

Выезжать решили в ночь, с расчетом приехать в Устуг к утру, передневать там и на вторую ночь отправиться домой в Кульчек.

Вечером, как только взошел месяц, снялись с места. Перед выездом дядя Гарасим долго читал над маралом наговоры и даже опрыскал его святой водицей.

Впереди на дорогу поставили сани с маралом. Эти сани должен был везти я на своем Гнедке. Отец и Федот Саетов устроились на всякий случай на эти сани присматривать за зверем. Остальные артельщики с дядей Гарасимом ехали за нами, на вторых санях.

Хотя нашу дорогу на Устуг за эти дни сильно перемело, но ехать было все-таки легче. Протаптывать целину почти не приходилось. Так только, кое-где. И дорога шла вниз по речке все-таки наизволок, так что Гнедка в постромках ни разу не подменяли. Дорогой два раза делали остановки, чтобы дать коням роздых. На этих остановках я слезал с Гнедка и отдыхал около охотников на вторых санях.

Обратная дорога из Ямной показалась мне почему-то много короче. Но все же мы приехали в Устуг только ко вторым петухам и остановились у того же хозяина. Нарты со зверем сразу же спрятали в его коровью стаю. После короткого отдыха Федот Саетов и Тимка Бабишов поехали с попутной подводой в Кульчек готовить к нашему приезду маральник. Остальные артельщики весь день отлеживались и отсыпались в избе. Я тоже продрых с ними весь день, так как после этой дороги не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Устуг на этот раз меня уж не интересовал. Привлекали здесь только горы. Они буквально нависли с двух сторон над деревней и выглядели как-то загадочно. И еще я ходил несколько раз смотреть отсюда на Блечу, где мы в прошлом году косили сено и откуда я наблюдал тогда большую тайгу.

В Кульчек выехали тоже ночью. На этот раз я уже не трясся верхом на Гнедке. Дорога была сносной, и я ехал с тятенькой на первых санях.

А Федот Саетов с Тимкой Бабишовым тем временем устроили в Кульчеке небольшую помочь и за день и за ночь успели сложить маральник. Так что сразу же по приезде мы приоделили нашего Егорку к своему месту.

На другой день из деревни потянулись люди посмотреть на нашего марала. Особенно ребятишки. Они глазели на него и в щели, и сверху с маральника, и так глядели, что Федот Саетов стал отгонять их прочь.

А я пришел туда с Варивохой и Матвеем, и Федот Саетов не прогонял нас. Мы забрались наверх, на самый маральник, и смотрели оттуда на зверя. И я, захлебываясь от гордости, рассказывал им о том, как ездил с охотниками в большую тайгу, как они искали там маралов, как несколько дней гонялись за ними по сисимским хребтам, а мы с дядей Гарасимом ждали их в Ямной на зимовье, как зверей ставят в тайге на прикол, как отбивают им рога…

А наш Егорка сразу же привык к маральнику и вел там себя совсем спокойно. Он тревожился только, когда кто-нибудь подходил к воротам или когда Федот Саетов подбрасывал ему сена в ясли.

Вечером по приезде охотники собрались делить у нас привезенную маралятину. Мясо аккуратно разрубили на пять равных частей, по числу артельщиков, и еще выделили небольшой пай дяде Гарасиму. Тут Тимка Бабишов заикнулся было о том, что и мне тоже надо было бы дать небольшой пай. Но тятенька сразу же сказал, что у меня еще не вышли года получать охотничьи паи, и попросил отдать мне маральи рога. Они все равно никому не нужны и ничего не стоят, а парню все-таки будет забава. Я сразу же принес эти рога в избу и попробовал пристроить их в переднем углу под божницей. Но тятенька почему-то рассердился и велел мне вынести их в сени и поставить там под лестницу.

А шкуру маралухи разыграли, и она досталась Елкину. После этого наши артельщики все время навещали у Федота Саетова своего Егорку и советовались там о своих делах. Говорили больше о делах хозяйственных — кому когда ходить за зверем, сколько давать на него сена, отрубей и муки. Тут все было ясно и понятно и не вызывало никаких споров. А как дело доходило до пантов, тут все становилось спорным и вызывало сомнения. И больше всех сомневался и плакался в этом деле дядя Илья. Тут все ему не нравилось. Он был почему-то уверен, что при снятии пантов Егорка непременно покалечит его, а чего доброго, и убьет. А если удастся благополучно снять их, то сколько потом будет с ними мороки! Придется ехать в тайгу, искать траву бадан. А кто знает, что это за трава? Толоконников говорит — она похожа на черемшу. А мало ли в тайге травы, похожей на черемшу? И потом, сколько ее надо брать и как варить с нею эти панты?