Читаем На краю света. Подписаренок полностью

А вечерами мы все время говорили о наших охотниках. Где они да что они… И как они в такой мороз ночуют под открытым небом мокрые, на снегу в одних шабурах. Дядя Гарасим за маралами никогда не ходил. Ни по снегу, ни по насту. И, вроде меня, знал эту охоту с чужих слов. Но он понимал, что это дело нелегкое и жестокое. Гнаться за зверем по перхлому снегу целый день, ночевать у костра на снегу на таком морозе, потом опять идти за ним весь день и опять ночевать… И так до тех пор, пока зверь совсем не выбьется из сил. А если зверя загонят — попробуй-ка его на нартах тащить сюда на зимовье. Это надо семижильным быть. Не каждому хочется идти на такую свирепую охоту. И тут дядя Гарасим вспомнил, как он в молодые годы поехал один раз с нашими кульчекскими мужиками козловать по насту. И как они нашли коз в Кракчуле на высокой гриве на снежной проталине, как спугнули их оттуда и погнали на снег. Как козы бежали по насту и проваливались в снег, как их нагнали собаки — они по насту ведь не проваливаются — и начали рвать их в клочья, как потом к ним подоспели на лыжах наши мужики и стали полосовать их ножами. В табуне было двенадцать коз, и ни одна не ушла… Всех перерезали… «Наши мужики тогда были сильно довольны этой охотой, — рассказывал дядя Гарасим. — А я с того времени решил на охоту больше не ездить и не брать в руки ружья. Жалко божью тварь. Никому она в тайге не мешает. Для чего же ее так жестоко убивать».

А в этот вечер дядя Гарасим мне ничего не рассказывал, да и я его ни о чем не расспрашивал. За день мы так перемерзли, перемокли и устали, что говорить нам ни о чем уж не хотелось. Мы прогрели как следует каменку, управились с конями, просушились, поужинали и завалились спать. Теперь все у нас было готово к возвращению охотников — два побега, две нарты, четыре мешка мху. На следующий день мы решили подзапастись еще дровами, свалили в косогоре над избушкой две смолистых сосны и испилили их. Я стал стаскивать напиленные чурки к избушке, а дядя Гарасим проверять да подлаживать наши нарты и побеги.

К вечеру мы совсем упали духом и окончательно решили, что с нашими охотниками что-то приключилось. Шестой день ни слуху ни духу. Не дай бог какое несчастье… Никаких концов не сыщешь. Да и кто их будет искать, и где их искать?.. Тайга огромная, снег на полтора, местами на два аршина. Легче иголку в зароде сена найти, чем человека в такой тайге.

Вдруг мне послышалось, что кто-то вроде подошел к нашей избушке. У меня екнуло сердце. Я открыл дверь и увидел Тимку Бабишова. Он стоял на лыжах перед нашими дверями.

— Ну, как? Живы вы тут?

— Мы-то живы… Что нам на такой фатере приключится, — приветствовал Тимку вышедший за мной дядя Гарасим. — А вы-то как? Ведь шестой день ждем вас… Все жданы потеряли.

— Не так чтобы плохо, но и не совсем хорошо. Увидите сами. Сейчас мужики подойдут.

И Тимка ввалился в избушку. Выглядел он сильно плохо. Лицо почернело и облупилось, губы растрескались, глаза ввалились. Он снял со своей опояски два котелка и поставил перед нами:

— Шуруйте скорее огонь, варганьте щи, варите больше чаю. Оголодали все как собаки. Еле ноги волочим. Побег-то для марала сделали?

— Два побега сделали, и нарты смастерили, и мху подзапасли, — ответил дядя Гарасим.

— Так поворачивайтесь тут живее… А я пойду подмогну мужикам… Совсем выбились из сил…

И он торопливо ушел навстречу нашим охотникам.

Тут мы живо развели костер, поставили на него наш котел со щами, которые мы сварили еще с утра, и водрузили на таганок большой котел с водой.

— Ты следи тута за этим, а я тоже пойду им навстречу… Надо помочь. На себе ведь нарты-то тянут…

Не успел я управиться как следует со своим варевом, как услышал приглушенные голоса наших охотников и увидел их уж совсем недалеко от нашего зимовья. Впереди на лыжах шли тятенька, Федот Саетов и везде поспевающий Тимка. Они тянули за постромки большие нарты. А за ними дядя Илья, Иван Елкин и дядя Гарасим тащили вторые нарты. Когда они подошли ближе, на первых партах я увидел привязанного марала. А на вторых нартах было что-то прикрыто маральей шкурой. А сверху виднелись маральи рога.

Ну, тут все, конечно, уселись к огню и, не говоря ни о чем, прежде всего закурили. А после набросились на чай и моментально выпили весь большой котел. Но этого оказалось мало, и мне велели скорее ставить на огонь второй. А дядю Гарасима попросили развязывать скорее вторые нарты и рубить побольше в котел маралятины.

А когда немного отдохнули, пошли проверять наши побеги, чтобы приоделить к месту связанного на нартах марала.

Перейти на страницу:

Все книги серии Память

Лед и пепел
Лед и пепел

Имя Валентина Ивановича Аккуратова — заслуженного штурмана СССР, главного штурмана Полярной авиации — хорошо известно в нашей стране. Он автор научных и художественно-документальных книг об Арктике: «История ложных меридианов», «Покоренная Арктика», «Право на риск». Интерес читателей к его книгам не случаен — автор был одним из тех, кто обживал первые арктические станции, совершал перелеты к Северному полюсу, открывал «полюс недоступности» — самый удаленный от суши район Северного Ледовитого океана. В своих воспоминаниях В. И. Аккуратов рассказывает о последнем предвоенном рекорде наших полярных асов — открытии «полюса недоступности» экипажем СССР — Н-169 под командованием И. И. Черевичного, о первом коммерческом полете экипажа через Арктику в США, об участии в боевых операциях летчиков Полярной авиации в годы Великой Отечественной войны.

Валентин Иванович Аккуратов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука