На краю света. Подписаренок

— Тебе сто девяносто два пуда, да мне полтораста, да моему соседу тоже без малого двести. А в Коме у нас почти пять сотен дворов, и в каждом доме не меньше пяти ртов. Ну-ко, сочти, сколько на них надо будет? Иван Фомич сказывал — на одних комских только на один месяц надо четыре тысячи пудов. А сколько на год?.. А ведь у нас в волости восемнадцать деревень и везде есть хотят. А Новоселовская волость, а Балахтинская, а Знаменская, Беллыкская, а под Минусой… Там ведь вон какие поселения… Тут только на один наш уезд надо мильон пудов. А где их купить и как их привезти сюды? И чем мы будем расплачиваться за это? Вот и подумай как следует…

Липат сидел, подавленный доводами Тихона.

— Молчишь! — торжествующе сказал Тихон. — То-то и оно… Прогневали бога, вот теперь и расхлебываем. В воскресенье ходили с иконами. Молебны служили. Сначала в Карасуке, потом в Симистюле. Молились, молились… Глядим — из-за Тона что-то стало натягивать и немного погромыхивать… Ну, думаем, благодаренье богу. Вроде умолили. Не тут-то было. Тянуло, тянуло, но так и не вытянуло. Вдруг ни с того ни с сего подуло из-за реки. Так и разнесло наши тучки. — Тихон опустил вожжи и, как бы под тяжестью, согнулся на своем облучке. Лошади сразу сбавили ходу и уныло брели по пыльной дороге.

— А тут еще эта война! Воюем, воюем… Сколько народу перебили, а все конца-краю не видно. Того и гляди, последних мужиков подберут. Правду старые люди говорят, что скоро конец света. Видать, дело и впрямь клонится к этому…

Против таких доводов Тихона Липату трудно было что-нибудь возражать, и он постарался перевести разговор на другую тему. Мы подъезжали уже к перевозу, где нас ждал паром. Паром после первой мобилизации переделали. Вместо четырех огромных весел, или, как их еще называют, гребей, на него поставили большое колесо с широкими плицами, как на пароходных колесах. Это колесо надо было вертеть руками за большие железные ручки. Крутить должны были сами пассажиры. Но сегодня, по случаю волостной почты, перевозчик привел на паром жену и сына — парнишку лет четырнадцати — крутить это колесо. Кроме того, к нашему приезду на пароме уже стояла одна подвода. На ней, закутавшись в шаль, с обреченным видом сидела старая женщина и смотрела на едва видимый в дымной хмаре противоположный берег. Судя по всему, она боялась плыть на пароме и на всякий случай оставалась на своей телеге. Мало ли что может быть. Если и тонуть, то все-таки на своей телеге, при своем месте. А около паромного колеса стоял молодой парень, видать, ее сын. Он не отрываясь смотрел вниз на стремительное течение воды. Увидев подошедшего Липата, оторвался от лицезрения реки и, как бы подводя итог увиденному, сказал:

— И текет, и текет, и текет!.. И откудова столько воды берется! И куды она текет?

— Стихея, милок, стихея! — ответил ему Липат. — С Белогорья берется. А текет на сивер, в Туруханско.

Как только мы установили свою пару на пароме, перевозчик влез на свой помост и стал к рулевому веслу, а его парнишка ловко выпрыгнул на подмостки и снял там канат, которым паром был причален к этим подмосткам. А жена перевозчика с парнем и Липатом начали крутить колесо. Паром медленно пополз против течения. Тут мы с Тихоном тоже подошли к ним на помощь. И потом крутили посменно, очень долго. Сначала поднимались около берега вверх против течения почти на версту. Во время коротких передышек, когда Липат и Тихон сменялись у колеса, они или ругали комское общество за то, что оно до сего времени не поставило на своем перевозе хороший паром, или сокрушались тем, что вода в Енисее совсем спала и что, видать, и вверху на Белогорье дождей тоже нет и с урожаем под Минусой в этом году тоже будет туго.

Но все-таки мы кое-как переправились на ту сторону, хотя нам и здорово пришлось попотеть. А дальше мы уж спокойно поехали прямо в Новоселову, и теперь Липат ругал уж не комских, а новоселовских мужиков за то, что они не могут сделать хорошую дорогу у Красного камня. Того и гляди, ухнешь там прямо в Енисей. А Тихон смотрел на новоселовские пашни и убеждался в том, что здесь за рекой виды на урожай еще хуже, чем у нас. В Коме хоть и погорело, но все-таки на семена, может, что-нибудь соберем. Потому что места наши все же подтаежные. Не так сушит, как здесь за рекой.

В общем, ехать с Липатом и Тихоном было не скучно. И места на той стороне Енисея были очень интересные. Смотри да любуйся. Голые конусообразные сопки стоят по берегу друг над другом несколькими рядами. Будто их кто-то расставил поинтересней. А перед самой Новоселовой виднелась гора с какими-то уступами. Издали она напоминала чем-то гигантскую лестницу. Липат говорит, что новоселовские так и зовут эту гору «Три лесенки».