А война все шла и шла, и конца ей не предвиделось. За первой мобилизацией последовала вторая, за второй третья. Призывали все старых солдат, и Иван Фомич готовил на них новые и новые списки. А я эти списки ему переписывал.
В первую мобилизацию солдаты готовы были все крушить и ломать. А к повторным призывам они как бы привыкли: не бузили, не шумели, не собирались бить начальство, а послушно следовали на свои сборные пункты. И новоселовское, и наше комское начальство, и Иван Иннокентиевич, и все его помощники не прятались уж от них по заимкам, а спокойно занимались своим делом. У всех создалось впечатление, что в народе что-то надломилось и мобилизуемые уразумели, что криком и шумом тут делу не поможешь, что от войны никуда не уйдешь, от мобилизации не спрячешься, что высшая власть здорово укрепилась и установила такой порядок, что теперь даже пикнуть нельзя против начальства без того, чтобы не угодить в тюрьму или под военный суд.
И слез при проводах мобилизованных стало меньше. Слез стало меньше, но от этого было не легче. Вместо них у каждого при проводах был тяжелый камень на сердце.
После нескольких мобилизаций бывших солдат (нижних чинов запаса) принялись за ратников. Сначала за ратников ополчения первого разряда, потом за ратников ополчения второго разряда. Тут все решили, что дальше возьмутся за старых солдат-инвалидов, которые воевали с японцами. В запас их в свое время не зачислили, а выдали им белые билеты. И вот теперь откуда-то стало известно, что высшая власть решила призвать их в армию, так как солдатскую службу они знают, и хоть на войне и покалечены, но могут еще хорошо охранять военные склады и выполнять в военных лагерях разные хозяйственные работы.
Однако неожиданно для всех высшая власть решила пополнять действующую армию по-другому и распорядилась досрочно призывать на военную службу рекрутов-новобранцев. Раньше их брали в солдаты на двадцать втором году от рождения, а теперь решили призывать досрочно, начиная с восемнадцати лет. И тут Ивану Фомичу пришлось срочно готовить на них призывные списки, а мне эти списки переписывать. В один из них попал и наш Конон. С этими досрочными призывниками долго не церемонились. Их всех быстро освидетельствовали на призывном пункте, и через некоторое время мы с мамой отвезли Конона в Новоселову на сборный пункт. Там его вместе с другими новобранцами сразу же загнали в огромную баржу, стоявшую у причала. По дороге обратно, когда мы подъезжали уже к комскому перевозу, на реке показался огромный пассажирский пароход с двумя баржами. День был теплый, ясный, хороший, а на пароходе и на баржах не было видно ни одного человека.
— Некрутов везут… — догадалась сразу мама. — Как баранов, внутрь всех загнали, — сказала она и утерла слезы. — А потом из Красноярскова уж повезут их в каких-то теплушках на войну. С лошадями, говорят, везут их туда. На убой. Как скота на мясобойню…
Глава 10 КРЕСТЬЯНСКИЙ НАЧАЛЬНИК
Лето выдалось нынче на редкость жаркое, засушливое. С самой весны не было ни одного дождя. После троицы начала гореть тайга. Солнце скрылось в дымной хмаре. Над селом с утра до ночи висела едкая пыль. Из деревень поступали тревожные вести: хлеб выгорал на корню. Травы на покосах тоже были плохие. Скот отощал. Мужики приходили в волость злые и без конца говорили о том, что не миновать в этом году голодовки. Да и сена совсем не будет. Придется в тайге косить, ворочать там дурную траву, а зимой гнать туда скотину на кормежку. И работников нет. Все на войне, которой и конца не видно…
В газетах все чаще и чаще стали писать о засухе. Иван Фомич, который один из всех писарей более или менее аккуратно читал газеты, сказывал, что засуха приняла в нынешнем году небывалые размеры. В Ачинском и Канском уездах, оказывается, тоже все выгорело. В Иркутской и Томской губерниях, в Акмолинской области тоже была засуха.
Начальство было сильно обеспокоено плохими видами на урожай и без конца требовало от волости разные сводки о состоянии посевов. А в Красноярске, говорят, образовался какой-то продовольственный комитет, который должен был закупать хлеб для нас в урожайных местах. Этому комитету надо было знать, сколько он должен закупить хлеба для каждой деревни, для каждой волости, для каждого уезда, для всей Енисейской губернии.
Эти сведения, разумеется, затребовали от волостных правлений, а те в свою очередь препоручили это дело сельским старостам. Они должны были в самый короткий срок представить в волость ведомости о потребном количестве хлеба тля своих селений по каждой семье отдельно, с указанием количества едоков.
Вся эта работа была проведена сельскими писарями в очень короткий срок. Потом эти ведомости проверяли и уточняли у нас в волости и сильно убавили общую сумму продовольственной ссуды и отослали крестьянскому начальнику.
Через несколько дней Иван Иннокентиевич позвал меня к себе и спросил:
— У тебя есть в Новоселовой родственники или какие-нибудь знакомые, у которых ты мог бы прожить несколько дней?