На краю света. Подписаренок

Я подумал немного и сказал, что у меня есть в Новоселовой родственники и я могу прожить у них хоть целую неделю.

В Новоселовой у нас был действительно родственник — Тарас Васильевич Тахтин. Он заезжал иногда к нам в Кульчек проездом куда-то в Солбинскую волость и всегда вызывал у меня к себе повышенный интерес. Тарас Васильевич совсем не походил на наших кульчекских мужиков. Водку не пил. Так что при его приездах тятенька не метался по деревне в поисках бутылочки. Держался Тарас Васильевич как-то строго, говорил обо всем обдуманно, никого не ругал, не матюгал, и как-то по особому уважительно относился к моей матери.

Родом Тарас Васильевич был чернавский и приходился матери двоюродным братом. А в Новоселову он ушел в дом к Назару Бережковскому. Жили они там справно, и я почему-то сразу решил, что могу остановиться у них.

— Ну, если так, — сказал Иван Иннокентиевич, — то иди скорее, собирайся. Поедешь денька на два к крестьянскому начальнику. Поможешь там в его канцелярии писать эти продовольственные списки. Видимо, еще сокращать решили. Возьми с собой на всякий случай пальтишко и еще что-нибудь. Через час пойдет почта. Поедешь с Липатом.

У Ивана Иннокентиевича я недопонял, что должен буду писать продовольственные списки у самого крестьянского начальника. А пока я бегал домой сказать тетке Татьяне, что на несколько дней уезжаю в Новоселову, эти слова Ивана Иннокентиевича дошли до меня как следует. И я сильно струсил.

За время своего короткого пребывания в подписаренках я узнал, что наше Комское волостное правление подчинено бесчисленным начальникам. С каждой почтой из Новоселовой приходил целый ворох разных распоряжений, предписаний, указаний, требований и отношений. Они поступают из Минусинска от уездного исправника, от воинского присутствия и уездного съезда крестьянских начальников, от уездного казначейства, из Красноярска от губернского по крестьянским делам присутствия, от казенной палаты, окружного суда, духовной консистории, тюремной инспекции, от какого-то горного надзора, и еще от кого-то из других городов, и даже от каких-то Богомдарованных рудников. И все они начинаются строгими приказаниями, а кончаются еще более строгими предупреждениями и угрозами.

Но все же самым главным начальником является у нас крестьянский начальник. Он непосредственно направляет работу волостного правления и наделен такой властью, что может отменить любое решение волостного старшины. Более того. Он может отменить любое решение волостного схода. Он может даже запретить собираться волостному сходу.

Я знал, что крестьянский начальник имеет большую власть над нами, но никогда не думал, что мне придется являться к нему на работу. Я читал десятки его распоряжений, многие из которых повергали в страх наших волостных начальников и даже самого Ивана Иннокентиевича. Часто совсем маленькая бумажка от него заставляла их метаться по всей волости. А нынче осенью он сам неожиданно нагрянул к нам. В волостную канцелярию он даже не зашел, а остановился на своей тройке у ворот и потребовал старшину Безрукова. Говорил он с ним властно и грубо, не сходя со своего тарантаса. Он приказал ему в самый короткий срок собрать все недоимки, которые состоят по волости за мужиками, причем особенно напирал на медведевское общество.

— Ты потакаешь медведевским! — кричал он старшине. — Потому что сам медведевский. Но смотри! Я с тобой разделаюсь, если ты не подгонишь мне окладные сборы.

Пригрозил так и укатил на своей тройке в Новоселову.

После этой встречи с крестьянским начальником наш старшина с ног сбился, разъезжая из деревни в деревню, распекая старост, устраивая сходы, уговаривая мужиков, угрожая им отсидкой, описью и распродажей имущества. Но его увещания и угрозы на мужиков уже не действовали.

До войны все было проще. Отберут у мужика за недоимку самовар и выставят его на сборне всем напоказ. Смотрите, дескать, Филины-то без самовара остались. Чай-то из чугунки теперь пьют. И, конечно, Филиным было стыдно перед всей деревней пить чай из чугунки. Большего позора у нас в деревне и не знали. Разве уж кому ворота вымажут дегтем… Ну и приходилось, хочешь не хочешь, где-то искать деньги, влезать в долги или продавать скотину и выплачивать эту проклятую недоимку. Можно сказать, выкупать свой собственный самовар. А сейчас мужика уж никаким самоваром не прошибешь. Во всех деревнях все сборни ими забиты. А толку никакого… «Обойдемся, — говорят, — как-нибудь и без самоваров, а платить все равно не будем». Вот старшина и мечется из деревни в деревню, сажает недоимщиков в каталажку и ждет, скоро ли его самого потянут в тюрьму и куда потянут — в Новоселову или прямо в Красноярск в тюремный замок.