На краю света. Подписаренок

— На суде, на суде! Вранье там было все, на этом суде. Не сшибал я его оглоблей в плечо, а только толкнул легонько отводой по ногам, когда проезжал мимо. Ну, он дивствительно это поскользнулся и упал в снег. Так это совсем другое дело. А то сбил с ног, стрёс внутренности! Скажут же такое! Да если б я стрёс ему внутренности, так он не бежал бы за мной да не матюгался на чем свет стоит. И вранье все это, что он лежал после того две недели в постели. Он в тот же день пьянствовал в Новоселовой у родни всю ночь. У меня есть свидетели. Может, он с перепоя хворал. А что у него есть свидетель — Степан Анашкин, так ведь он шел далеко позади с нашим легостаевским мужиком Василием Онуфриевым. Почему он не вызвал в суд Василия Онуфриева? А потому, что тот всю правду сказал бы. А он позвал Степана Анашкина. А этому свидетелю — хоть он и сотский у них — круглая цена — бутылка водки. За бутылку он на отца родного покажет.

— На суде надо было все это рассказывать, Лалетин. Судьям, а не мне. Почему три раза не являлся в суд?

— Так это ж ребенку ясно, что все это дело липовое! Неужто надо ехать в суд да все это обсказывать! А для чего же там сидят судьи? Неужели они не видят, где черно, где бело.

Студент давно перестал писать свои бумаги и слушал этот разговор. Мне тоже было интересно.

— А что я жалобу на суд не подал, — продолжал мужик, — так я сначала не поверил такому-этакому. Засудить в каталажку ни в чем не повинного человека! А потом, когда мне все это втолковали, я приехал к здешнему мировому. Рассказываю ему, что и как было это дело. А он послушал меня да и говорит: «Я, — говорит, — такими пустяковыми делами не занимаюсь. Я, — говорит, — работаю по большим делам — по убийствам, по грабежам, или кто кого покалечит как следует или нанесет ножевую рану. А с этим делом, — говорит, — надо теперь ехать в Минусу на какой-то съезд крестьянских начальников». Ну, я послушал, послушал его и думаю, зачем мне ехать в Минусу, триста верст киселя хлебать, и разыскивать там какой-то съезд крестьянских начальников, когда у нас в Новоселовой сидит и заправляет делами свой крестьянский начальник…

— Поздно ты, Лалетин, вздумал хлопотать об этом. Приговор суда вошел в законную силу, и теперь его никто уже отменить не может. Так что хочешь не хочешь, а придется тебе отдежурить в волостной тюрьме двое суток. А теперь бери свою жалобу обратно и уходи отсюда. Нам говорить с тобой не о чем…

Тут крестьянский начальник сунул мужику его прошение и захлопнул окошко. Мужик оторопело стоял перед закрытым окном и, видимо, не мог сообразить, что ему делать дальше. Он повертел прошение в руках, взял его из правой руки в левую, а потом из левой руки опять в правую и наконец понял, что как ни крутись, а придется ему теперь садиться в новоселовскую каталажку. Тогда он стал махать под окном своим прошением и кричать:

— Выходит, ни за что меня в тюрьму! Да как это так! Да с какой стати! Да за меня все обчество поручится, что я ни в чем не виноват! Да я ему — туды его растуды — покажу, как меня в тюрьму сажать! Они, кузурбинские, все там заодно против наших легостаевских за то, что мы выжили их из нашего Гнилого ключика! Пять лет пасли овец на наших местах, а теперь не ндравится! Вот и мухлюют!

Долго бы еще легостаевский мужик кричал и ругался под окном у крестьянского начальника, если бы сюда не пришел пристав в сопровождении урядника. Он сразу подошел к легостаевскому мужику, уставился на него и спросил:

— Ты что, хочешь, чтобы я тебя в каталажку упрятал?

Легостаевский мужик, видимо, понял, что пристав действительно может укатать его в каталажку. Но все-таки он выдержал свой характер и спросил пристава:

— За что это в каталажку?

— За то, что орешь тут на весь двор…

— Я не ору, а дело говорю, — произнес легостаевский мужик, заталкивая свое прошение за пазуху. — Понасажали тут разного начальства невпроворот. В каждом доме по начальнику. А толку никакого не добьешься. — И не торопясь пошел со двора.

— Слушай, Герасим Петрович! — сказал крестьянский начальник. — Когда ты наконец установишь у меня при канцелярии дежурный пост? Сам видишь — невозможно работать!..

— А кого я тебе поставлю, если у меня по одному уряднику на волость. Вот дадут стражников на стан, тогда можно будет установить здесь официальный полицейский пост…

— Когда же они будут, эти твои стражники?

— Обещают.

— Я это «обещают» уж давно слышу. Когда же они все-таки будут?

— Как только вопрос разрешится в высших сферах…

— А когда он там разрешится? В чем там дело?

— В политике. Щекотливый вопрос. Его надо будет решать через Думу. А в Думе начнется перепалка. Начнут обвинять правительство в усилении полицейского аппарата.

— Не понимаю… На основании «Учреждения Сибирского» в Западной Сибири еще с девяносто второго года была введена пешая и конная полицейская стража. На две с половиной тысячи душ населения полагался один стражник. Разве нельзя распространить этот закон на Восточную Сибирь?