На краю земли. (Огненная Земля и Патагония)

2. Если милодон жил там не только в доисторическое время, но встречался даже меньше столетия тому назад, если наблюдения дона Рамона Лисца действительно верны, — возможно ли, что он еще существует в безлюдных районах на краю земли и избежал вымирания, скрываясь в непроходимых и неисследованных лесах? Другими словами, следует ли приписать неправдоподобно хорошую сохранность кусков шкуры милодона не консервирующим свойствам на месте находки, а тому, что это животное только недавно погибло?

В гипотезе одомашнивания милодона есть что-то подкупающее, так как обнаруженные в пещере милодона остатки человеческих костей, толщина слоя помета и подобие каменной стены, которая, однако, может быть и просто осыпающейся галькой, делают ее довольно достоверной. Но Ж. Амперер и бельгийский зоолог Бернар Хейвельманс, занимавшиеся этой проблемой, пришли к противоположным выводам.

Правда, доктор Хейвельманс допускает, что доисторические люди могли охотиться на милодона ради его мяса и шкуры; могли загонять целые стада животных в пещеру, не имеющую выхода, чтобы животных легче было убивать или держать там некоторое время живыми.

Что же касается вопроса существования в настоящее время милодона или других считающихся вымершими животных на крайнем юге Южной Америки, то все попытки доказать это до сих пор остаются безуспешными. Экспедиция Причарда, совершенная на средства крупной английской газеты, вернулась из Патагонии без милодона и динозавра, которых ждали в Лондонском зоопарке. Недавнее открытие знаменитого целакантуса на Мадагаскаре, окапи в Центральной Африке и гигантского панду в Северной Индии, по-видимому, оправдывает тех, кто отказывается верить, что человек в конце XX столетия знает всех современных ему животных на земле и в воде и что его в этой области уже больше не ожидают никакие сюрпризы ни в девственном лесу, ни в морских глубинах. Говорят, что если во что-нибудь очень веришь, то это обязательно исполнится. Так, в один прекрасный день там, у фиорда Последней надежды, найдут большого патагонского живого милодона, ведь еще есть несколько человек, которые твердо в это верят: несколько зоологов из Парижа, Лондона и Упсалы, склонившихся над хрящеватыми кусочками шкуры фантастического животного, и мы сами, рассматривающие скромный комок его помета.

Между Огненном Землей и мысом Горн

Старая Европа слишком много страдала и всегда слишком занята своими собственными заботами, чтобы проявлять к внеевропейским конфликтам, которые ее никак не затрагивают, больше внимания, чем простое любопытство. Поэтому, когда прибытие американского морского флота в Бейрут взволновало Европу, вряд ли кто серьезно заинтересовался малой войной, вспыхнувшей на краю земли. В течение долгого времени здесь идет затяжной спор двух враждующих братьев — Аргентины и Чили — за обладание несколькими бесполезными маленькими островами, затерянными между Огненной Землей и мысом Горн.

Однажды на крошечном, величиной всего в несколько сотен квадратных метров, островке (у восточного выхода канала Бигл, который чилийцы считают чилийским, а аргентинцы — аргентинским) аргентинские моряки разрушили маяк, построенный Чили и обслуживаемый ими. Спустя некоторое время явились чилийские матросы, восстановили маяк и снова уехали, после чего как в Сантьяго, так и в Буэнос-Айресе инцидент объявили исчерпанным. Однако через несколько недель транспортное судно аргентинского военного флота высадило на острове Снайп небольшой десант и этим вновь возбудило недобрые чувства по обе стороны Анд. Чилийцы грозили кулаками в сторону Буэнос-Айреса и требовали отзыва своего посла, а так как в это время в республике была в самом разгаре кампания по выборам президента, то создалась благоприятная почва для всяческих эксцессов. Одно время действительно можно было опасаться, что даже Cristo Redentor[4] не сможет помешать вооруженному столкновению между двумя странами.

Все же война из-за острова Снайп не состоялась. Аргентинский десант со своим сине-бело-синим флагом удалился, предоставив скалистый остров тюленям и бакланам. Остров совершенно необитаем, и чилийские матросы после отъезда своих соперников даже не пытались занять, так сказать, еще теплое место.

Мы сами жили в атмосфере этих Mésentente cordiale (сердечных разногласий) и были свидетелями в большинстве своем нелепых или даже комичных вспышек местного национализма. Но с другой стороны, заметили, что соперничество может иметь благоприятные последствия, так как оно стимулирует экономические, технические и другие усилия обоих государств, которые, официально являясь друзьями, в действительности открыто соперничают между собой.