К вечеру мы наконец увидели еще одно живое существо: лошадь без седла и сбруи, по-видимому одичавшую, во всяком случае на свободе. Она скакала с развевающейся гривой вдоль озер с независимой легкостью и элегантностью благородного животного, свободного от пут.
Когда мы вернулись в Пуэрто-Наталес, небо было черным, как чернила. Гроза, встречи с которой мы избежали, отправившись на экскурсию в Пайне, заявила о себе к ночи. Над жалкими домами и серыми, мрачными сараями с проржавевшими крышами из гофрированного железа на фоне свинцовых туч резко, почти устрашающе сияла яркая радуга; как и раскрашенные во все цвета памятники маленького кладбища, она словно хотела поддержать упорную надежду или хотя бы посулить ее, эту Ультима Эсперанса!
«Черт возьми, где вы это нашли?» — вопрошал доктор Отто Норденшельд, с любопытством рассматривая висящий на одном из столбов у входа в эстансию кусок покрытой шерстью кожи. Владелец эстансии, бывший капитан германского императорского военного флота Эберхард, смеясь, ответил своему шведскому гостю, что в конце концов ведь он ученый и, может быть, поможет ему разгадать тайну происхождения этого кусочка шкуры; он сам уже в течение целого года безуспешно пытается это сделать. Ученый и эстансиеро склонились над загадочным куском твердой кожи, ощупывали его, взвешивали на руке и исследовали со всех сторон: ясно можно было различить два слоя кожи: верхний серый, более тонкий, покрытый длинной рыжеватой шерстью и толстый нижний, пронизанный маленькими косточками или хрящами будто для того, чтобы придать ей большую прочность и крепость.
«Это не может принадлежать ни рогатому скоту, ни гуанако, ни овце, — сказал господин Эберхард, — мы здесь, в Патагонии, слишком хорошо знаем, как выглядит мясо и кожа этих животных и какова их структура. Сначала мы думали о тюлене, но как объяснить, что тюлень умер в нескольких милях от побережья в горах, к тому же еще в пещере? Разве что кто-нибудь его туда затащил и съел?»
На вопрос о точном месте находки господин Эберхард указал на горы, окружающие его эстансию Пуэрто-Консуэло и весь фиорд Ультима Эсперанса: «Отсюда можно видеть вход в пещеру, вон там, над сгоревшим лесом, под желтыми скалами. Высота пещеры с церковь, а тянется она метров на триста. Когда я исследовал ее с моими пеонами, мы натолкнулись на этот предмет в глубоком песке, покрывающем пол, и выкопали его. Мы не пришли к единому мнению относительно его происхождения, но заинтересовались им настолько, что я, как видите, повесил его у входа в эстансию на случай, если кто-либо из проходящих мимо сумеет разгадать загадку!»
Однако люди, которые на краю земли «проходят мимо», редки, особенно редки на берегу Последней надежды. Но в этот день капитану Эберхарду выпало счастье встретить совершенно необычного прохожего: это был доктор Отто Норденшельд, профессор университета в Упсале, путешествовавший здесь, изучая Патагонию. Встреча поистине граничила с чудом.
Профессор Норденшельд вертел кусок кожи в руках. «Если я не ошибаюсь, господин капитан, — произнес он наконец, медленно взвешивая свои слова, — этому предмету много, примерно десять тысяч лет. Рыжеватые шерстинки и особенно хрящевидные узелки четко указывают на глоссоптериума или милодона, во всяком случае на животное, жившее в глубокой древности».
Примерно так могла протекать эта важная встреча в 1896 году. Так мир узнал о существовании милодона в Патагонии. Пещера милодона у фиорда Эсперанса стала одной из святынь палеонтологии и классическим примером доисторической фауны во всех книгах.
Особенно удивило профессора Норденшельда и его коллег по университету в Упсале, которым он сообщил о своем открытии и привез кусочки кожи, найденные в пещере, не столько само существование милодона в данном месте — так как одновременно были найдены еще другие останки милодона (кости и когти) в других районах Патагонии, — сколько необычайно хорошая сохранность его шкуры. Проблему решали долго и пришли к общему мнению, что причиной этого являются особые свойства грунта, в котором были найдены останки. Плотный песок вулканического происхождения на полу пещеры оказывал, по-видимому, сильное консервирующее действие подобно «вечной мерзлоте» сибирской земли, законсервировавшей целых мамонтов так хорошо, что при раскопках русские рабочие и ученые все время должны были сдерживать своих собак, привлекаемых аппетитным запахом мяса этих колоссов.