На крючке ярости

Анри еще раз прочитал эту фразу в записях деда, повторил ее про себя, глядя на собственные конспекты лекций Винсента и, тяжело вздохнув, покачал головой. Да… это именно та фраза, тот самый ключ, что может привести его к победе. Дед сказал, что верит в него, он фактически велел ему выстоять в бою против треклятого оборотня, но для этого следует обрести… нет, не силу, сил у него довольно. Нужно обрести знание, нужно понять что-то… что-то такое близкое, едва уловимое, но безмерно важное, он должен это понять!

В душе вновь всплеснулось раздражение, раздражение на самого себя, на собственную бестолковость, и парень приказал себе успокоиться. Дед велел ему быть взрослым, не поддаваться эмоциям, он не имеет права подвести его!

Не сейчас… Сейчас от него слишком многое зависит.

Итак, еще раз. «Магия начинается там, где заканчивается реальность» — все просто! Он должен целиком и полностью отрешиться от реальности, должен забыть обо всем, что привычно и обыденно, он должен сам себя выдернуть из бытия в небытие… И там начать колдовать.

Анри глубоко вздохнул и, закрыв глаза, размял шею, затем принудительно ее расслабляя. В медитативных практиках он в последнее время весьма наловчился, старательно обращая этот опыт себе во благо, поэтому сейчас сумел погрузиться в несколько отрешенное состояние довольно просто. Только бы никто не помешал…

С тех пор, как мама и остальные ушли, его ни на минуту не оставляли одного, не просто оберегая, но и старательно мешая его экспериментам и опытам, словно пытались не дать завершить задуманное, и это, конечно, не могло не сердить молодого наследника. Он-то все делал с благой целью! Он не в игрушки играл, он старательно постигал глубинные основы магии, он пытался нащупать в глубине своей души ту силу, что была ему когда-то предначертана, ту, что поможет ему и в самом деле одолеть даже такого опасного врага, как Чеслав.

Ему же непрестанно мешали, к нему приставали, дергали по делу и не по делу, словно боялись позволять ему оставаться наедине с самим собой, и порою сдержать раздражение удавалось с огромным трудом.

Но сейчас, кажется, они все заняты чем-то в гостиной. Чем-то немаловажным, поэтому он предпочел самоустраниться от изучения этих дел, дабы не сообщить случайно рыжему оборотню интересные новости. Зато теперь у него есть немного времени…

Итак… глубокий вдох — медленный выдох.

Отрешиться от мыслей. Забыть о чувствах. Оставить время. Покинуть реальность.

Ему не место в ней сейчас, он не должен быть здесь. Он должен увидеть, должен понять, что сделал с ним оборотень, должен найти отраву в своем организме и искоренить, вырвать ее!

Спокойнее, еще спокойнее… вдох — выдох. Вдох… выдох…

В голове начал сгущаться туман. Такое уже случалось, однажды он зашел и еще дальше — из тумана стали появляться неясные очертания, но ему помешали, его прервали… На сей раз все получится.

Туман, пелена, белесо-серая, почти невесомая — это его душа, его сущность, его помыслы. И где-то за ними, скрываясь среди них, угадывается что-то более темное, что-то гадкое, отвратительное, что-то, что пытается сломить его, подчинить себе…

Надо подойти поближе.

Анри, не открывая глаз, сделал глубокий вдох и, максимально отрешаясь от реального мира, двинулся вперед, глубже погружаясь в собственное сознание. Пелена мыслей текла вокруг, не касаясь его разума, темное пятно все близилось и близилось… Парень нахмурился, весь устремляясь вперед, чувствуя, ощущая всем своим существом, что должен, обязан увидеть это!.. И вдруг замер, ощущая, как сжимается сердце.

Туман перед ним рассеялся; пятно обрело форму.

Парень застыл, глядя на самого себя — бледного, скованного по рукам и ногам, с ошейником на шее, совершенно обессиленного и едва дышащего, — и, робко шатнувшись вперед, внезапно понял, что произошло.

События недавнего прошлого замелькали в памяти, сменяя одно другое, выводы, ложась один на другой, заспешили им на смену.

Он ударил Чеслава, ударил его, пленного, беззащитного, беспомощного… оборотень рассмеялся, но возненавидел. И отомстил! Тотчас же отомстил — сковал обидчика как самого себя, только куда хитрее, изощреннее, куда… опаснее! Ему кандалы и ошейник мешали двигаться, Анри же он мешает свободно дышать. Мешает жить, мыслить, мешает… Да к черту всю эту философию!

Анри бросился вперед и, упав перед самим собой на колени, сдвинул брови, касаясь открытой ладонью ошейника. Он не знал, почувствует ли что-нибудь Чеслав, если он сделает это, не знал, ощутит ли сам что-то, и почти не удивился, когда голову пронзила боль.

Он продолжал держать руку на ошейнике, не позволяя себе отвести от него взгляда, он боролся с болью, не давая ей выбросить себя в реальность, и — колдовал, колдовал, колдовал! Он делал то, чему не учили его ни дед, ни Венсен, совершал то, чего не объяснял Анхель, он творил свою собственную, свою личную магию, сам не понимая, откуда это берется в нем.