На круги Хазра

Шаг, и перед глазами медленно проплывают искаженные от страха лица попутчиков. Еще один шаг, и он на секунду представил себе, что могло случиться, если бы им удалось ворваться в автобус или перевернуть его. Еще шаг к дому, и уже воображение, пугая своей правдоподобностью, продлевает неуклюжую невесомость пассажиров в момент сальто автобуса. «Но ведь меня же нет среди них, — успокаивал себя Агамалиев, — вот я тут весь, иду целый и невредимый. Все в порядке. Когда приду домой, быстро переоденусь, спущусь к Зульке, она, кажется, сегодня не дежурит, разопьем с ней шампанское…»

Чем ближе оставалось до дома, тем больше он остывал, потихонечку приходя в себя.

На углу дома между Третьей и Второй Параллельными маячила чья-то фигура.

«Странно, — удивился Афик, — почему этот „кто-то“ стоит один?»

Обычно здесь или ниже, на следующем углу, вне зависимости от времени года и погодных условий, собиралась вся местная компашка. Стояли, курили, болтали ни о чем, коллективно проходивших мимо барышень глазами ощупывали, и нахальство множилось на количество повернувшихся в одну сторону голов.

Пройдя вниз еще несколько шагов и узнав его по длинному, до пят почти, кожаному плащу и какой-то особой приблатненной сутуловатости, Афик решил: «Наверное, Джамильку вышел встречать. Ждет. Беспокоится. А она там, она — в Сумгаите! Нет, надо было мне тогда сойти с автобуса, не оставлять ее…»

— Салам, Афик, — остановил его Таир, — давно не видел тебя…

— …кручусь. Дела. — Из-за Джамили, из-за неожиданно возникшего чувства вины он старался не смотреть Таиру в глаза.

— Хорошему мужчине — большие дела. Тут вот как раз одно наклевывается, так что давай, беги скорее за ребятами, собирай наших, на Похлу-Дарьинку[10] идем, с армянами разбираться будем.

— Я не пойду. Я не могу.

— В отказ? Ссышь, да? Очко играет, жим-жим делает? Гондон, забыл, сколько раз улица тебя поднимала?

— Я хорошее не забываю. Просто не хочу. Отвали. Мне домой надо.

И тут взгляды их неожиданно встретились. И Афик по глазам Таира понял, что тот уже все знает о них с Джамилей.

У Таира в глазах… но потом он взял себя в руки, ладонью глаза протер и рот свирепо скривил…

— Ты!.. Ты!.. ты в Сумгаит к ней ездил, да? Сука!.. Бля… Лох… Что, приехал, а ее там нет, да? Думал, я молчать буду, думаешь, проглочу, да? Да?! Думаешь, мне фиолетово все…

— …ничего я не думаю… — Афик попробовал остановить этот поток, и один раз у него даже получилось миролюбиво улыбнуться.

— Она моя! — у Таира скрежетали зубы. — Башку тебе за нее отвинчу… порву на части… кишки свои жрать будешь… — И он мать пошел топтать, чтобы Агамалиеву назад уже ходу не было, и живых его вспомнил и мертвых.

Конечно, Афику надо было тут же его и ударить. Но после Сумгаита не поднимались руки. Что-то случилось… А еще это чувство вины перед ним… Нет. Не дралось ему сейчас. Он только за грудки схватил, отшвырнул Таира.

— Афик, бля буду, я тебя, гниду, прямо здесь казню.

Агамалиеву мешал пакет.

— Убери руки… хочешь, идем во двор, там поговорим?

— С кем? С тобой, козлом, говорить? — и Таир пустил в ход уголовную мимикрию.

— Со мной… со мной… — (а сам подумал: «Может, по-мирному разойдемся, может — повезет… вот и у него самого нет-нет, а губы вздрагивают, когда на меня смотрит…»).

— Ну идем. Идем. Ты все равно труп. Тебя и так замочат…

— …о-о-ой, Таир, только без этих дешевых понтов.

А он рассмеялся, нехорошо так спросил:

— Что, не веришь???

Они зашли во двор на Третьей Параллельной.

Это был двор, в котором жила Майя Бабаджанян. Он хорошо знал этот двор. В их дворе этот двор почему-то всегда пренебрежительно называли — ДРУГИМ ДВОРОМ, хотя в этом самом ДРУГОМ ДВОРЕ были точно такие же деревянные лестницы, подвалы, полные крыс, также нестерпимо воняло из двух туалетов… и рядом с ними тутовое дерево… точно такое же, точно такое же… Он даже знал, как зовут злую собаку в этом ДРУГОМ ДВОРЕ — Пэлэнк[11] ее зовут…

Они зашли во двор, а у крана — Айдын и с ним еще двое каких-то ребят, моют лица, пофыркивают, как тюлени, и громко ругаются. Судя по их говору и мохнатым шотландским шарфам, заправленным в двубортные пиджаки (причем одинаковые), ребята эти деревенские или, как называют у нас, — «чушки районские».

Увидев Айдына, Афик подумал: «…нет, Айдышка не допустит, чтобы у нас с ним до драки дело дошло».

А Таир:

— Эй, смотрите, я вам еще одного армянина поймал, — кричит на азербайджанском. И сразу какой-то веселый стал, будто не в его глазах только что слезы блестели.

Афик даже не понял сразу: он, Агамалиев Афик, и… вдруг — армянин!!

И Айдын, Айдын тоже стоит — то ли обкуренный вусмерть, то ли «ужаленный», глаза свои выкатил, ничего понять не может.

Таир подозвал одного из деревенских.

— Мужчина, расскажи ему, — говорит, — что там с вами армяне делали. Расскажи ему все. Пусть знает. И что они с нашими детьми делали, тоже расскажи…

— Ладно, Таир, что ты хочешь? — Вдруг Афику стало все безразлично.