На крутой дороге

Жадан шел с намерением осудить подобные «вдохновляющие доклады», но то, что он услышал на совещании в горкоме, крайне его удивило. Совещание было посвящено как раз лекционной работе. У стола секретаря на видном месте сидел здоровяк в очках. Докладывала инструктор — та самая женщина, что сопровождала лектора на стройку. Каких только похвал не расточала она лектору!

Жадан сначала не поверил, что она говорит это всерьез. Эта шустрая смазливая женщина не понравилась ему с первой встречи своей слишком подчеркнутой, по сути же показной принципиальностью. Она из эвакуированных. Немалое время, собственно с комсомольских лет, работала в партийном аппарате. И кичилась этим. Муж ее — инженер, был эвакуирован в Караганду, при нем находилось двое детишек, а она приехала сюда. Там, видите ли, не нашлось для нее места в аппарате партийных органов, а стать на время табельщицей, как ей предлагали, или домашней хозяйкой, на чем настаивал муж, она принципиально не захотела. Среди инструкторов горкома она слыла знатоком. Никто не мог так искусно писать справки, составлять отчеты, выискивать ошибки в чужой работе. Поскольку она была с Украины, то ей и поручили опекать запорожскую стройку. Она так и сказала Жадану, знакомясь:

— Городской комитет партии поручил мне, товарищ Жадан, опекать вас.

— Что ж, опекайте, — невесело усмехнулся Жадан.

На строительстве инструкторша появлялась всегда строгая, озабоченная, словно и впрямь болела за его дела больше, чем парторг или начальник, и очень любила с нажимом произносить слова: «принципиально», «по-партийному», «по-большевистски». Острые на язык солдатки прозвали ее: «принципиальной дамочкой». Бывало, только завидят, сразу же: «Принципиальная» появилась. Сейчас морально станет накачивать».

В работе партийного комитета стройки она довольно быстро обнаружила недостатки: и не по форме пишутся отчеты, и не по графику проводятся собрания, и в протоколах не ощущается принципиальная борьба с нарушителями — разве таковых нет? Ей определенно не понравилось, что Жадан как парторг не вызывает к себе коммунистов, не «накачивает», а сам толчется в партгруппах. В этом она усмотрела «заигрывание с массами», так как ни на одном участке не выудила никаких жалоб на Жадана.

Обо всем этом она по-своему информировала горком. И Жадан стал чувствовать определенный холодок со стороны секретаря горкома, вообще-то человека понятливого, вдумчивого. Однажды, словно бы в шутку, он сказал Жадану: «Ходят слухи, что вы там с массами заигрываете?» Жадан ответил на это: «У нас теперь такие массы, что никому не позволят заигрывать с собой». «Это правда», — подумав, согласился секретарь.

А «принципиальная дамочка» между тем тщательно коллекционировала неполадки на стройке, усматривая их причины прежде всего в недостаточном количестве собраний, речей. «Дух падает у ваших людей», — приходила она к выводу. И предупреждала: «Так вот и чужое может проникнуть в сознание». Для поднятия духа и прислала, в частности, авторитетного товарища с лекцией о втором фронте.

Она даже раскраснелась от восхищения, докладывая, с каким успехом прошла на стройке лекция.

— Хочу особо, сообщить, Роман Романович, — обратилась она к секретарю горкома, — хочу сообщить, что народу присутствовало видимо-невидимо. У людей загорелись глаза.

Она обернулась и для подтверждения своих слов спросила:

— Так ведь, Захар Петрович?

— Абсолютно верно, — согласился Шафорост.

Жадан только теперь заметил Шафороста. Секретарь ободряюще улыбнулся докладчице, и та, принимая еще более «принципиальный» вид, пустилась в обобщения, какие лекции следует читать рабочим, каких лекторов посылать в массы…

Поймав недружелюбный взгляд Жадана, улыбнулась, намереваясь, видимо, упрекнуть его при всех: «А вы вот, товарищ Жадан, должна сказать со всей партийной принципиальностью, недооцениваете пропагандистскую работу и вообще забросили ее». Но не сказала, ведь он член горкома, чего доброго, при случае может и припомнить. Блеснув белозубой улыбкой, обратилась к нему:

— Вот и товарищ Жадан здесь. Человек принципиальный, авторитетный. Он и сам может сказать.

— Да, я скажу! — поднялся Жадан.

И чего никогда с ним не бывало — разволновался. Какое-то время не знал, с чего начать. Чтобы не сорваться на крик, а ему хотелось даже кричать от возмущения, он начал с общего:

— Война, как известно, разгорается. Конца ей еще не видно. Мы должны уже сейчас, без промедления, из тех же солдаток и подростков готовить смену ушедшим на фронт.

— Безусловно, — подтвердил секретарь и недоуменно пожал плечами. — Но это, Иван Кондратьевич, кажется, не на тему.

— Очень на тему, — парировал Жадан и рассказал о собрании солдаток.

Совещание загудело. А Жадан, глядя на лектора, которого совершенно не интересовало, что произошло после его выступления, не выдержал и сорвался на грубость:

— Наш уважаемый лектор похож на того петуха из народной пословицы, что прокукарекал, а там пусть хоть и не рассветает.

Началась перепалка.