На крыльях миражей

Диалог медленно перерос в полемику. Они пили и дискутировали, закусывали и спорили. Катя пыталась чего-то непонятное озвучить, то и дело пускала слезу, прислонялась душистым телом. Григорий успокаивал, сжимая в ладонях её нежные руки. Она роняла слезу ему на грудь.

Первый поцелуй был как бы нелепой случайностью, второй оказался желанным и вкусным. То, что Катенька безответно любит столько времени именно его, выяснилось в постели.

Любовь – проявление сугубо выборочного восприятия. И даже если излишняя впечатлительность замешана на ошибочном суждении – кого это волнует в самом начале, когда кровь закипает от избытка желания?

– Ты меня любишь, – томно спросила Катенька, когда их синхронно накрыла судорожная волна наслаждения.

– Простите, Екатерина Алексеевна, – очнулся Григорий, – бес попутал. Этого не должно было случиться. Я женат. Вам лучше уйти.

– Прощаю. Я хотя бы попробовала. А ведь могло срастись. Вам стоит подумать. Что если…

– Нет-нет, никаких если!

– Любишь Верочку, это правильно. Я не претендую на высокие чувства, на то, что захочешь переселиться ко мне. Сознайся, тебе понравилось. Значит, не просто так. Это влечение, чувства.

– Да… то-есть, нет! Не имеет значения. Желание и любовь не одно и то же.

– Я согласна на роль любовницы. Позови – приду.

Григорий мылся едва ли не час. Агрессивно тёр себя мочалкой, испытывая болезненное чувство вины. Потом прибирался, мыл посуду, придирчиво осмотрел и обнюхал каждый миллиметр постельного белья: Верочка брюнетка, Катя рыжеволосая.

Следы измены были тщательно затёрты, бельё выстирано и отутюжено. Но оно такое чистое, такое гладкое. Жена может заподозрить. Пришлось долго мять простыни и пододеяльник. Мысли, одна мрачнее другой, высверливали мозг. До самого утра мучила бессонница, тряслись в треморе руки и внутренности.

– Вся эта ерунда мне приснилась, – медитировал Григорий, – ничего не было. И вообще – я был пьян, ничего не помню. Совсем ничего. Вот ведь зараза эта Катька!

Пришлось звонить на работу, взять отгул. То, что это подозрительно вдвойне, Григорий подумал с опозданием. Чтобы окончательно замести следы, мужчина приобрёл такую же, какая была, бутылку коньяка, присовокупил к покупке шикарный букет цветов, отбивные на кости, свежие овощи, зелень, потом ужаснулся своей глупости.

Голова шла кругом. Надо было оправдывать не только измену, но и неожиданные траты, тем более наличие букета.

– Что это у нас за запахи, Жилин? Уж не изменил ли ты мне? Колись, негодник, – с порога защебетала возбуждённая временной разлукой супруга, – я чего-то пропустила, да? По какому поводу ярмарка тщеславия? Неужели соскучился?

Григорий с ног до головы покрылся холодной испариной: показалось, что поймали на горячем.

– Просто я давно… очень давно… не говорил тебе, что люблю.

– Не представляешь, как я устала.

– Замечательно. Глоточек коньяка, немного мяса с зеленью и спать.

При слове спать он стал малиновым, но Верочка не заметила – какое счастье, что у неё такой заботливый, такой чуткий и любящий муж.

– За нас, родная, – налил вторую стопку Григорий, чтобы алкоголь скорее затуманил мозг жены.

Всё было бы замечательно, кабы не банальное женское коварство: массажная расчёска в ванной хранила неопровержимое доказательство совершённого преступления – несколько рыжих волосинок.

Сегодня Верочка вымокала в ванной особенно долго. Женщине было о чём подумать. Муж опасался её беспокоить. Поводов для сомнений в его целомудренности набралось предостаточно. Он сидел и молился, хотя был абсолютно не религиозен.

Метку, оставленную соперницей, Верочка заметила сходу. Сомнений в неверности мужа не было. Голова шла кругом. Мысли словно бы опустили в горячее желе, которое медленно застывало. Нужно было что-то решать. Решать немедленно, сейчас, пока есть хоть призрачная возможность избежать крайностей.

Вода в ванне давно остыла. Верочка озябла, сдулась. Перед глазами пронеслась вся жизнь, начиная от первого поцелуя.

– А не дождётесь, – не было ничего. Не бы-ло! Я устала, к тому же сегодня полнолуние. Пусть нечисть там, на лысой горе беснуется. У нас в семье тишь, гладь да божья благодать.

Верочка быстренько ополоснулась, приклеила на лицо дружелюбную улыбку и вышла: соблазнительная, томная.

– Не выпить ли нам ещё по стопочке, любимый? И в постель. Я так по тебе соскучилась!

Был момент, когда они встретились взглядами, в которых можно было прочесть столько всего. Можно было. Но Григорий действительно её любил. А Верочка к счастью оказалась умнее, чем те женщины, которые в подобных обстоятельствах пошли на поводу у эмоций.

Во сне и наяву

До сегодняшнего дня всё в жизни Егора Петровича было хорошо, можно даже сказать замечательно: отличная квартирка в приличном районе – всем на зависть, престижная работа с премиальным окладом в твёрдой валюте, достойная статуса машина, обустроенный для комфортного отдыха загородный дом. Дочку воспитал добрую, отзывчивую, умницу.

Не было в его жизни любви. Никогда не было. Женился Егор по залёту.