Так или иначе – контакт был налажен. Сначала общались настороженно, неохотно, но довольно быстро вошли во вкус. Первый раз в жизни Егор, не стесняясь, в ярких красках, с иронией и эмоциями рассказывал о личной жизни. Удивительно, но ему становилось всё легче и легче делиться интимными подробностями, которые в присутствии Вари совсем не казались роковыми, фатальными. Множество моментов вызывали улыбку, даже смех. Общаться с новой знакомой было до того легко, что Егор начал грезить. Как вы догадались – о любви.
Он чувствовал себя по-настоящему счастливым. Просто так, а не потому что.
– Неужели ты, – собеседники неожиданно перестали выкать, – никогда не ревновал свою Лиду и ни разу не изменил? Я тащусь! А смог бы… со мной, например?
– Мы же друзья.
– Чисто теоретически.
– Не хочу об этом думать.
– Так уж и не хочешь?
Чем дальше, тем откровеннее становилась беседа. Домой Егор отправился за полночь, договорившись на следующий день встретить Варю у входа в ателье.
– Предлагаю маленький пикничок на природе. Разожжём костёр, поваляемся на траве. Любишь смотреть на закат?
Что бы ни предлагала Варя, Егор всему был рад. То же самое можно было сказать о его и предпочтениях и вкусах. Полное совпадение взглядов на жизнь и привычек – разве такое бывает?
Запах на поляне у маленького озерца стоял умопомрачительный: ароматный, вкусный, до головокружения свежий. Всё вокруг стрекотало, жужжало, пело. Друзья, да-да, именно так: они ни на йоту не нарушили дистанции, с наслаждением вдыхали обычный, в принципе, такой же, как всегда воздух, который сегодня казался особенным, потому, что изменились взгляды на жизнь, потому, что оба поверили в возможность чего-то волшебного.
Егор, возможно и Варя тоже, вспоминал совсем другой вечер – тот самый, превративший жизнь в персональный ад. Вспомнил он и строки из стихов слепого поэта Эдуарда Асадова – пусть любовь начнётся, но не с тела…
Ночевать Егор остался у Вареньки. Спали они в разных комнатах, но воображали, будто вместе. И летали. Конечно же, во сне.
Волшебное мгновение
Родителей дома не было – остались ночевать на даче. Задушевный разговор: нечто похожее на ностальгические воспоминания с элементами исповеди, затянулся на целый вечер, потом ещё на кусочек ночи. Пора было прощаться, но расстаться не было сил.
Стало совсем темно, на улице некстати засверкали молнии, к тому же начал барабанить по жестяному подоконнику дождь. Внезапным порывом ветра с грохотом распахнуло окно, стремительно взвились к потолку занавески, зацепив горшок с хризантемой.
Цветок упал на пол, разбился, – господи, что скажет мама! Пришлось прибирать осколки, ползая по полу. Вадим порезался. Лариса долго искала йод и пластырь, но гость отказался от заботы – ведь он мужчина, должен преодолевать трудности. Чего проще остановить кровь, засунув палец в рот.
– Ты такой смешной. Нет-нет, я совсем не то хотела сказать. Ты замечательный, – и смутилась, застенчиво опустив глаза.
Кусочки горшка и грунт разлетелись во все стороны. Лариса суетилась с веником, Вадим выковыривал из-под батареи отопления кусочки керамики. В итоге они сильно, даже искорки в голове засверкали, стукнулись лбами. Девочка расплакалась, но не потому, что было больно. Она жаждала участия, нежности. Вадим этого не знал, потому, что парил совсем на другой волне, которая плавно раскачивала воображение, но слёзы подружки не могли оставить его равнодушным.
Конечно, он успокаивал, как мог, как обычно делала мама: прижал головку всхлипывающей девочки к груди. На одно малюсенькое мгновение. Этого оказалось недостаточно. Лариса напряглась, но не отстранилась – прильнула плотнее.
Вряд ли в этот волнительный момент можно было разобрать слова, тем более пропустить их через сердце, которое в эту самую минуту решало совсем другую, более приземлённую задачу. Конечно, это было нечто иное: скорее всего некая загадочная алхимия, романтическая мистика, зацепившаяся за повод, подсказанный витамином влечения, который услужливый мозг на всякий случай добавил в разгорячённую случайной близостью кровь.