На ленских берегах

В тот день погода выдалась на славу: прошедший ночью грозовой дождь к обеду напоминал о себе лишь высыхающими прямо на глазах лужами, стоявшими между тротуаров и растущего вдоль них сосняка в земляных выемках с буро-жёлтой хвоей, опавшей ещё прошлой осенью, да прохладной воздушной свежестью, позволявшей всей грудью глубоко и свободно дышать. Зато высоко в небе, словно вымытом до блеска мощными дождевыми струями, светло-чистая лазурь в ярких лучах невозмутимого, будто заступившего на строгий вековой пост, золотого солнца светилась внутренним, каким-то удивительно радостным, мягким светом. Почти недвижными казались и редкие перистые облака. Если бы не лёгкая тень одного из них, приятно скользившая по лицу, то можно было и вовсе подумать, что они застыли на месте... То ли от созерцания небесного пейзажа, то ли ив самом деле для Анатолия Петровича ранняя юность оказалась лучшей порой в его набравшей полный ход жизни, он вместо того, чтобы возвращаться в “Сельхозхимию”, уединившись в небольшом сквере и сев поудобней на красную скамейку, вспомнил своё первое посещение Наторы. Оно тоже пришлось на лето.

Отец Анатолия Петровича, Пётр Борисович, в то время в качестве управляющего возглавлявший Нюйское отделение совхоза “Ленский”, отправляясь с целью проверки хода заготовки сена в заречную бригаду, решил взять с собой и сына, который, несмотря на выходной день, собирался вместе со старшей сестрой Натальей идти на прополку капусты. “Пусть хоть немного передохнёт, отвлечётся от тяжкой — на тридцатиградусной жаре, да ещё и внаклонку! — работы. И расширение кругозора только на пользу пойдёт”, — душевно подумал о сыне отец. И был совершенно прав, ибо вместе с супругой наделил наследника такой неугомонной, такой целеустремленной натурой, что порученное дело тот старался выполнить всегда намного быстрей и обязательно лучше других! Как будто каждый раз был одержим целью разрешить — не больше не меньше! — сам извечный шекспировский вопрос: “Быть или не быть?..” И конечно, в таком случае, ради заботы о его здоровье без надуманного или необходимого удержу было не обойтись.

Через Лену переплыли на дюралевой старой, видавшей виды “казанке”, но с новым подвесным мотором “Вихрь”, хорошо отлаженным и потому гудящим стройно и мощно, как истребитель на взлёте. Это позволило величественную реку при почти полном безветрии, с распахнутыми широко водными и небесными просторами, пересечь за несколько минут и помчаться вдоль противоположного крутого, почти обрывистого берега, густо поросшего хвойным лесом, местами перемешанным березняком, как волнистые световые пятна выделявшимся на сплошном зелёном фоне лиственниц и сосен. Яркое солнце слепило глаза, из-за чего их приходилось щурить, ржаные волосы трепались, путались от ровного ветра, вызванного скоростью... От панорамного природного, по-северному сурового, но в то же время и необычайно красивого пейзажа, все полней и полней разворачивавшегося перед восхищённым взором, трепетно замирала душа. Всё сильней казалось, что ещё немного — и она, как белоснежная чайка, взмоет ввысь!

Ещё издали Анатолий заметил на берегу, у понтонного причала, накрепко пришвартованного на период навигации, стоящий тёмно-зелёный мотоцикл “Урал” с коляской, а рядом с ним — человека, из-под руки смотревшего в их сторону. Это был Капитон Архипович Ощепков, бригадир отделения, мужчина чистой якутской крови, ростом под два метра, с жёсткими, как конская грива, чёрными, коротко стриженными волосами, с большим круглым, смуглым лицом, на котором светились доброжелательностью узкие, как щёлочки между рассохшимися половицами, азиатские глаза. Полная верхняя губа и тонкая — нижняя одновременно говорили о сильной воле и добром, степенном характере. Одет он был, несмотря на жару, в чёрные брюки и клетчатую синюю рубаху с длинными рукавами и застегнутым наглухо воротом.

Метров за двадцать моторист заглушил “Вихрь” — и “казанка”, теряя скорость, прошуршав дюралевым, килевым днищем о донный песок, форштевнем уткнулась в галечный берег. Отец и Анатолий, друг за другом проворно выскочив из лодки, пошли навстречу бригадиру, приветливо и широко улыбающемуся им, как близко знакомым людям.

— Здравствуйте, уважаемый Пётр Борисович! — первым тепло поприветствовал он своего непосредственного начальника.

— И тебе не хворать, Архипович! — своеобразно поздоровался отец, с недюжинной силой пожимая протянутую потную руку.

— А это кто с тобой, такой рыжий, конопатый, словно обцелованный нашими щедрыми, горячими якутскими лучами летнего солнца?!

— Мой старший сын, Анатолий!

— Вот как! Ну, и тебя, молодой человек, привечаю! — задорно сказал Капитон Архипович. — Устраивайся на заднем сидении, буду рад показать наши исконные земли и познакомить тебя со своим домом!