Читаем На Лиговке, у Обводного полностью

Катерина отшучивалась. Сережки подарил Володя. Одну она потеряла после его смерти и решила, что другую будет носить всю жизнь. В память. Крючков на ее двери больше не рвали, но ухажеров было много. Писали письма, напрашивались на провожанье, набивались в гости «чайку попить», соблазняли баночкой спирта. Но рук особенно не распускали. Ходил слушок, что когда-то она не растерялась и шарахнула одному молодцу по штанам дробью.

— Правда? — спрашивали у нее не то из любопытства, не то из предосторожности.

Катерина опять отшучивалась, и не поймешь ее — где шутки, где правда.

Про себя она решила, что личной жизни у нее не будет. В сердце навсегда останется Володя. Теперь — все для Оленьки. Только для нее. Иногда в тоскливые минуты, а время отстукивало их немало, она осуждала себя за эгоизм. Вдруг она отняла у Оленьки счастье? Не отдала ее бабушке с дедушкой?.. Оставила себе… Оленька росла крепкой, смышленой девчонкой. Школа-интернат от поселка в десяти километрах, в красивой лиственной роще. Домой детей привозят на автобусе, и с вечера пятницы до конца воскресенья у Катерины праздник. Вместе с Оленькой готовят какую-нибудь вкусную еду, ходят на охоту, куропатки тут же, за поселком. Смотрят телевизор, мечтают о будущем. Катерина рассказывает про «материк». А что она о нем знает? Много ли она сама на нем жила? Строили планы — вот Оленька окончит школу, вот поедет в Москву поступать в университет. Это еще не скоро, но у Катерины сжимается сердце. Расставанье… Для Оленьки это радость, для нее горе. Катерина вздыхает и прикидывает, как к тому времени деньжонок поднакопить.

На работе у нее все хорошо и гладко. Сообразительная, ловила все на ходу, с шоферами ладила, одного боялась — звонков начальника горнопромышленного комбината, товарища Волкова. На автобазе не всегда все шло так, как хотелось бы. Иногда и совсем наоборот. Но все, что было для автобазы трудно, Волкова не интересовало.

— Мне чтоб машины ходили. И столько, сколько мне нужно, — кричал он. — Остальное ваше дело.

Если где-то срывались перевозки, Волков из себя выходил. Катерине, как старшему диспетчеру, доставалось больше всех. Слушая по телефону крики и ругань начальства, она переживала, старалась как-то оправдать, защитить автобазу — шоферов не хватает, запчастей нет, машины без резины стоят.

— Работать надо! — кричал начальник.

Катерина злилась, хочешь не хочешь, а слушай. Даже директору автобазы пожаловалась.

— Брось ты… Нашла на кого обижаться. Собака лает — ветер носит. Его не перекричишь и не переделаешь. Ты поддакивай ему — слушаюсь, будет сделано, не беспокойтесь. Он это любит.

Однажды поздним вечером Катерина готовила к зарплате документы. В диспетчерской засиделись шоферы. Поболтать, покурить. Позвонил Волков — и начался «концерт». Слышимость была отличная, кричал он от души, и все с удовольствием слушали, как начальство «несет по кочкам».

— Во дает! — развлекались шоферы.

— Остряк-самоучка.

Только Федор Иваныч хмурился, не принимая участия в общем веселье. На Катерину посматривал искоса, и той казалось, что смотрит он на нее не жалеючи, а с осуждением. После очередного взрыва смеха Федор Иваныч не выдержал.

— Что ржете?! — набросился он на шоферов. — Что смешного? Смешно, как женщину матерят? Слушать противно, а вы зубы скалите. А ты… — Он повернулся к Катерине. — Эх, ты… Послал бы я его подальше. — Федор Иваныч со злостью плюнул.

— Что молчишь? — гремела трубка. — Сказать нечего? На «Песчаном» драга вот-вот встанет, а ты молчишь? Почему дизельное топливо не подвезли? Ты что молчишь? Губки красишь? В зеркальце смотришься? Ну, я доберусь до вас!..

В диспетчерской примолкли.

— Чтоб завтра на «Песчаном» было десять машин. Попробуйте мне не дать. Я вас… — И Волков закруглился длинным матюгом.

Катерина побелела и положила трубку. Телефон тут же зазвонил снова.

— Ты что трубку бросаешь? — взъярился Волков. — Что еще за фокусы?

— Я не буду с вами разговаривать! — крикнула Катерина.

— Что-о-о? Да я тебя… Да я… С кем разговариваешь? Ишь ты! А ну-ка ко мне в кабинет! Быстренько! На цыпочках!

— Никуда я не пойду. И вы мне больше не звоните. — Катерина бросила трубку.

Телефон позвонил, позвонил и умолк.

— Ну, держись, Катерина, — посоветовал шофер, сушивший над печкой валенки. — Он тебе за это…

Катерина смотрела в документы и ничего не видела. Что она наделала? Зачем так? Что теперь будет?

Шоферы помалкивали и усиленно дымили сигаретами. Во дворе автобазы послышался какой-то крик. Шофер, сидевший у окна, встрепенулся:

— Никак Волков? Собственной персоной?

Дверь распахнулась, и в ней во весь проем возникла огромная фигура. Пушистая барсучья шапка, такой же полушубок, мехом наружу. Широкое толстощекое лицо, красное от мороза и гнева. Человек оглядел диспетчерскую, захлопнул за собой дверь.

— Миленькая компания… Сидят курят. Кричат, что у них шоферов не хватает. Сколько вас тут? — он пальцем пересчитал по головам. — Шесть! Чтоб через полчаса шесть машин были за воротами. На прииск «Песчаный». А где эта мадам? — Волков повернулся к Катерине.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза