На литературных баррикадах

— Эх, ребята, ребята, и до чего же я завидую вам. Взял бы вот и рванулся вместе с вами. И до чего ты, Женя, молодец, что приехал. Вырвался с Поварской. А я вот тут наслаждаюсь…

На кровати, на стульях, на полу лежали длинные журнальные гранки…

— Четвертая часть «Тихого Дона»… — кивнул Ставский. — Читал целую ночь. Доктор отобрал. Но сам зачитался… Си-лища… Ну да вам сейчас не до «Тихого Дона»… Езжайте, хлопцы. И ждите меня в гости. Скоро. Скоро…

— Хорошо бы все же, — улыбнулся Петров, — если бы не дождались и раньше закончили. К весне.

Мы сочувственно улыбнулись, хотя, правду говоря, никто из нас тогда не верил, что к весне война будет закончена. Перед нами еще стояла нерушимой знаменитая линия Маннергейма.

…И вот мы уже мчим к передовой. Женя Петров пытливо осматривает дорогу, сожженные строения, воронки. Он первый раз на настоящей войне.

— Все это очень мало напоминает украинский поход… Это не Львов… Да, это не Львов… Расскажите мне, ребята, о минах… В Москве о них ходят легенды, особенно после корреспонденции Вирты…

Мы не могли тогда предполагать, что к вопросу о минах нам с Женей придется практически вернуться в самые ближайшие дни.

…По дороге, в политотделе армии, мы «докладываемся» дивизионному комиссару. Начпоарма Петр Иванович Горохов рассказывает о положении на фронте, о линии Маннергейма. Он дает оценку последних номеров армейской газеты.

— Больше всего избегайте шапкозакидайства. Мы уже пострадали на том, что недостаточно подготовили красноармейцев к суровости войны. Некоторые шли на войну, как на прогулку. Ваши товарищи уже увидели, что это за прогулка, — обращается Горохов к Петрову. — Вы приехали в интересные дни. Будет о чем написать… Газета должна готовить бойцов к штурму. Однако солдат на фронте хочет и повеселиться и посмеяться. Тут уже вам, товарищ Петров, как говорят, и книги в руки. Не мне вас учить… Конечно, Остапа Бендера вы здесь вряд ли найдете. Однако не все и георгии победоносцы. Впрочем, о формах юмора подумайте сами. Жизнь подскажет. Желаю вам всякого успеха.

На столе у дивизионного комиссара лежала какая-то растрепанная книга. Петров все время приглядывался к ней. Горохов заметил это и, показалось мне, смутился.

— Вот, — сказал он, кивнув на книгу, — нашел здесь, на чердаке. И как она сюда попала?.. «Приключения барона Мюнхгаузена». Читаю в свободные минуты и смеюсь. Честное слово, смеюсь… На днях вслух командарму целую страницу прочел. Ведь и командующие не только уставы и Кляузевица читают… Великое дело на фронте смех…

— Товарищ комиссар, — сказал, внезапно загоревшись, Петров, — одолжите нам на несколько дней эту книгу.

Я хорошо знал Петрова и понял, что ему в голову уже пришла практическая мысль, что он не просто хочет перечитать «Приключения Мюнхгаузена».

Горохов с некоторым сожалением одолжил нам книгу.

— Ребята, — сказал нам в машине Петров, — обстрелянные боевые волки! Не ясно ли вам, зачем я забрал у начальника эту замечательную книгу? Мы попробуем создать своего Мюнхгаузена… Во имя победы надо бороться с вралями и бахвалами… Так я понял ситуацию. Вот мы здесь кое-что и придумаем.

…В работу армейской газеты Петров включился сразу. На другой же день он выехал на передовую, в роты.

— Насчет юмора мы немного подождем, — сказал он редактору. — Прежде всего я хочу увидеть людей, посмотреть, чем они дышат, о чем мечтают, как переносят эти тяжелые морозы.

Мне пришлось в эти дни быть на другом участке фронта, и с Петровым я встретился только через несколько дней. Он вернулся из артиллерийского дивизиона возбужденный, обветренный, как сказали бы военные очеркисты — опаленный порохом.

— С этими людьми, — сказал он мне, — надо разговаривать серьезно. Им нечего дурить головы легкостью победы. Война есть война. Надо ее показывать без всяких скидок. Тогда и несомненный героизм наших воинов будет более ярок и оправдан. Я хочу описать несколько своих фронтовых встреч.

Мы жили с Петровым, Долматовским и Бяликом в маленьком бревенчатом домике, в лесу. Стояли суровые холода, знаменитые январские морозы 1940 года.

Приезжая с передовых, мы по очереди растапливали чугунную печурку и долго сидели у огня, обдумывая начало очерка о людях, с которыми мы только что расстались и которых часто не находили уже больше, вернувшись через несколько дней в тот же батальон, в ту же роту… Да, война была суровой и беспощадной…

Потом каждый уходил в свой угол и писал на длинных газетных гранках… Иногда общее молчание начинало удручать меня, я накидывал тулуп, выбегал за новостями в соседний редакторский домик. Возвращался с хитроумной целью как-нибудь разыграть товарищей. Но это почти никогда не удавалось.

— Слышу шаги, — говорил Женя Петров. — Это Саша идет нас разыгрывать…

Привыкший к газетной работе, Петров писал быстро, оперативно. «Фронтовые встречи» его были очень разнообразны. Он хотел на страницах газеты показать людей разных военных профессий — артиллеристов, пехотинцев, врачей.

Однажды случилось так, что мы все вместе оказались «дома». Петров собрал нас вокруг раскаленной печурки.