На литературных баррикадах

Уложенные в ящики, лежат первые выпущенные пушки Брозиуса, рожденные здесь, в цехе. Они готовы выйти в мир. Они покидают свой родильный дом. Их ждут тульские, липецкие, кузнецкие домны.

Мы шагаем по широкому проспекту меж цеховых корпусов. Словно закованные в броню часовые, стоят по обочинам проспекта колонны для подъемных кранов. Десятки солнц горят в рефлекторах прожектора, установленного на первом механическом. Жарко. Сотни людей пересекают во всех направлениях заводский двор. Завод сбрасывает с себя леса стройки, завод украшается. У заводских ворот зеленеет большая клумба. И маленькие наивные головки маргариток покачиваются при каждом дуновении ветерка. Десятки садовников работают бок о бок с малярами, монтажниками и штукатурами. Весь Свердловск помогает в эти дни заводу.

Стучат молотки, разбивая камень, скрипят краны. Пахнет известкой, смолой, горячим асфальтом…

В конце проспекта слышен резкий треск автогена. Голубыми искрами вспыхивают вольтовы дуги.

Цех металлических конструкций. Это здесь начинался Уралмаш. Это здесь собирались первые конструкции завода заводов.

Мы встали сегодня чуть свет. И первым человеком, которого мы повстречали на заводском дворе, был… Емельян Ярославский.

Это была первая встреча с ним после того памятного заседания в Секретариате ЦК. Он прилетел на торжество пуска Уралмаша еще накануне и был здесь уже, что называется, «старожилом».

— Ну, братья писатели, — сказал, посмеиваясь, Емельян Михайлович, — вот где для вас материалу край непочатый. Здесь вам не спорить о том, что такое образ живого человека, а видеть этого самого человека в жизни, так сказать, на поле боя.

— Прощупать жизнь своими руками, — повторил Панферов свою любимую фразу.

— Вот-вот, — подтвердил Ярославский. — Здесь и воздух другой. Жизнетворящий.

В сталелитейном цехе новая встреча. Народный артист республики Александр Яковлевич Таиров. Оказывается, московские театры тоже прислали свою бригаду на торжество.

Таиров оживленно беседует с коммерческим директором завода. Они не замечают нас сначала. Удается уловить конец разговора.

Коммерческий директор недавно прибыл из Парижа и, видимо, хочет не ударить лицом в грязь перед старым «европейцем» Таировым.

— А вы помните, Александр Яковлевич, Елисейские Поля, — какая красота, какой «шарм»!..

А Таиров, видимо, наоборот, хочет показать себя совсем демократом, что называется, свойским парнем:

— Отчасти, отчасти, мой дорогой. Но я считаю, что настоящая красота, настоящий «шарм» у вас здесь. — И он театрально разводит руками, подымая их к высокому стеклянному куполу цеха.

— Вот и договорились, — смеется Федор Иванович. — Понимаешь, какая игра идет. Однако это хорошо, что и Таиров на Уралмаш приехал… Все-то мы спорим, как создавать «Магнитострой литературы». В высоких словах завязли. А настоящая жизнь не терпит высоких слов… Ой, не терпит, Саша…

Свой первый очерк об Уралмаше Панферов посвятил рядовым людям, стоящим у станков нового завода-гиганта. Он рассказал об их прошлой тяжелой жизни, об их замечательных судьбах, об их труде, учебе, отдыхе, радостях и горестях.

«Город растет. Снесены низенькие, приземистые, с крепкими воротными запорами, с волкодавами на цепях, домики купцов, хлеботорговцев, фабрикантов. На их месте выросли, высятся, поблескивая электричеством, новые многоэтажные дома. Новый Свердловск задавил, стер старый, дряхлый «Катеринбурх».

Побывал Панферов и в других городах Урала. Особенно пришелся ему по душе Челябинский тракторный завод. Встретил он на этом заводе старого крестьянина, человека трудной судьбы, одного из своих излюбленных героев и, конечно, не мог не написать о нем в очерке:

«Трюфилькин долго стоит у конвейера. По конвейеру движется 60-сильный трактор… Трактор, будто крякая, двигается к гусеницам. Они лежат впереди мертвыми лентами, и трактор ворочает, кряхтя двигается на них… Затем он как-то припрыгнул и словно с разбега сунул ноги в бронированные своеобразные калоши.

— Обулся, — в общем молчании проговорил Трюфилькин, и глаза у него загорелись…»

«Кто это говорил, что у нас нет тем для писателя? — заканчивал Панферов свои уральские очерки. — Любая тема, взятая из нашей действительности, — мировая тема…»