На литературных баррикадах

В Свердловск мы прибыли по воздуху. Обратно решили двигаться по воде. Из Свердловска — в Пермь. Из Перми по Каме и Волге до Нижнего Новгорода.

Это была замечательная поездка по великим русским рекам.

Ехали мы артельно (к нашей тройке присоединился писатель-правдист Эрлих). Все финансы собрали и сдали казначею — Панферову. Он ведал питанием и закупкой продуктов.

Но тут не обошлось без чепе. У Федора Ивановича была широкая натура. Он любил выходить на всех речных пристанях и «сорить деньгами», скупая арбузы, яблоки, помидоры.

Однажды на какой-то маленькой пристани я задержался в каюте. Слышу взволнованный крик Галина:

— Саша, сюда!

Стремглав бросился на палубу: не утонул ли кто?..

По трапу подымается веселый, довольный Панферов с двумя большими корзинами рыбы.

— Он скупил всю рыбу на берегу! — трагически восклицает Галин.

Это были наши последние деньги. Ухой мы были обеспечены. Но чай пили без сахара…

По утрам мы писали, стараясь не мешать друг другу, а долгими закатными вечерами сидели на корме, вдыхали речную прохладу, вглядывались в мерцающие на берегах огоньки.

И Федор Иванович рассказывал о жизни своей, о людях, которых встречал, о Баку, о Волге, которую любил беззаветно и с которой связаны все лучшие его произведения.

Он был изумительным рассказчиком. Много позже, встречая в его книгах эпизоды, о которых слышал я и тогда, на Волге, и в других наших беседах, думал я о том, что на страницах книг теряли они подчас ту непосредственную свежесть, ту неповторимую правдивость без всяких прикрас и приправ, которая так покоряла нас в первом бесхитростном и густом, как сама жизнь, изложении.

В одну из темных, беззвездных ночей наш пароход наскочил на плоты. «Кораблекрушения» не произошло, но паники было много. Крики. Шум. Суматоха. Надо было расцеплять пароход и бревна. Главное участие в операции принял Панферов. Мокрый с головы до ног, он соскакивал на плоты, командовал, руководил. Таким вот, живым, подвижным, веселым, с огромным багром в руке, он и запечатлелся в моей памяти на всю жизнь.

…В 1933 году мы выпустили в свет альманах «1933 год». Это был коллективный рассказ о боях и победах рабочих и колхозников, мастеров и инженеров, о первых тракторах, о первых автомашинах, об угле, руде и нефти, о бескрайних полях и о цветущих садах нашей родины, о людях, которые преобразуют лицо земли.

Сборник открывался картой и статьей о планах второй пятилетки.

Панферов писал о Милость-Куракинской МТС (Северный Кавказ), о Центральной Черноземной области, о колхозах Мордовии, Средней Волги, об Уралмаше и Челябинском тракторном заводе.

Он писал о прошлом, настоящем и будущем, о сложном и нелегком пути людей, становящихся хозяевами земли и машин. Это были боевые донесения с полей сражений и первые наброски будущих книг.

10

Панферов был неутомимым путешественником.

Наши совместные поездки по стране всегда были очень интересны и поучительны. Их было много, этих поездок, и рассказать о всех невозможно.

Не раз посещали мы Коломну. С Коломенским районом я связан был много лет и в порядке шефства частенько привозил туда наших именитых писателей.

В районе была создана одна из первых в Подмосковье сельскохозяйственная коммуна. Во главе коммуны стоял мой старый товарищ, член бюро окружного комитета комсомола Ваня Карпов.

Это был энтузиаст, который в бытность свою секретарем волкома комсомола в любую погоду — в дождь и в снег, в грозу и бурю, не считаясь с расстоянием, ежедневно обходил свои ячейки, помогал, учил, воспитывал молодых комсомольцев. Вся канцелярия его помещалась в старом сыромятном голенище, которое он носил под мышкой, совершая свои обходы «по волостному радиусу».

Этот-то Ваня Карпов и возглавил в конце двадцатых годов Якшинскую коммуну. Слава о ней разнеслась не только по всему округу, но и по Московской области.

Я не раз бывал в гостях у Вани. Все нравилось мне в коммуне. И то, что крестьяне отказались от частной собственности и многие жили в общежитии — в большом, старом помещичьем доме. И то, что обедали в общей столовой, где на стол подавалась огромная сковорода с шипящей яичницей. И даже то, что коммунары так и поглощали эту яичницу прямо со сковороды. И то, что создали в коммуне первые ясли. И то, что по выходным дням собирались все вместе у старого, видавшего виды помещичьего рояля и пели хоровые песни.

Мне казалось, что это и есть настоящий коммунизм. И я не мог не привезти в коммуну автора «Брусков».

Мы пробыли с Панферовым в Якшине два дня. Он тоже ел яичницу с общей сковороды и подпевал песням. Но он, природный крестьянин, больше интересовался сельскохозяйственным процессом. Он обошел поля, скотный двор, все службы. Он придирчиво допрашивал животновода, сам осматривал каждую корову, интересовался кормами и состоянием силосных ям. (Вот уж в чем я, городской житель, ничего не понимал!)