На лобном месте

Откуда эта укоренившаяся привычка писать доносы, ставшая второй натурой холодовых?.. Как мог привыкнуть такой Холодов к праву на оговор?

Ответы на эти жгучие вопросы и дает повесть Павла Нилина "Жестокость". Дело в том, что действие повести происходит в начале двадцатых годов, при жизни Ленина.

Сталина как организатора террора еще не было. И хотя Нилин писать открыто об этом не мог, не мог поступить так, как, скажем, Василий Гроссман в своей самиздатовской, вышедшей за рубежом повести "Все течет", -- тем не менее само время действия нилинской повести подтверждает: честные люди, попавшие в "органы", вынуждены были стреляться и в начале двадцатых годов, при Ленине, и в тридцатых -- сороковых -- в дни сталинского террора.

Необходимо напомнить о высоком уровне мастерства, достигнутом литературой в эти годы. Именно тогда появились рассказы Василия Аксенова "На полпути к луне", Владимира Тендрякове "Тройка, семерка, туз" и "Вологодская свадьба" Александра Яшина.

Авторы этих и некоторых других произведений зачерпнули из глубин современного языка, крестьянского или полублатного, заполонившего города; приучили читателя-пуриста не чураться городского сленга, на котором говорит почти вся молодая Россия. И тем самым невольно приблизили читателя к восприятию солженицынской прозы, подготовили его -- и своей глубиной, и новым ракурсом привычных тем.

Путь Солженицыну был открыт. Впереди его ждали тысячи случайностей, решавших, быть или не быть Солженицыну. Но эти случайности были административного, чиновного порядка. Литература свою роль выполнила. Остается ответить на крайне важный для истории современной культуры вопрос. Чем объяснить, что именно эти два года стали для литературы сопротивления годами "полураскрытых дверей"?

В марте 63-го года Хрущев снова захлопнет тяжелую дверь, грубо обругав приглашенных к нему писателей.

В чем причина двухлетнего благодушия властей?

Во-первых, прошел испуг правителей перед солдатом-правдоискателем, вернувшимся с войны.

Во-вторых, начал гаснуть давний страх перед писателем-бунтарем. Взвился советский спутник, затем -- ракета с человеком. Что по сравнению с баллистической ракетой какие-то московские бунтари с улицы Герцена? Понадобится -- в мешок их да в воду. Появилось у советских властей на короткое время воистину "космическое благодушие".

В речи, обращенной к писателям, Хрущев проявил себя почти либералом. На холуйский возглас Вадима Кожевникова в ЦК: "Руководите нами!" -- Хрущев ответил писателям еще в мае 59-го года: "...вы знаете, нелегко сразу разобраться в том, что печатать, а что не печатать... Поэтому, товарищи, не взваливайте на плечи правительства решение таких вопросов, решайте их сами, по-товарищески..."

Почти никто не использовал этой редчайшей возможности, этой направдоподобной щели к духовной свободе, существовавшей более двух лет. Кроме редактора "Нового мира" Александра Твардовского.

Как видим, многим, очень многим компонентам -- литературным, политическим и даже космическим -- мы обязаны большому, сложному явлению Солженицына -- голосу погубленных поколений, голосу погубленной России, которому нельзя не внимать.

2. СОЛЖЕНИЦЫН БЕССМЕРТНЫЙ И СМЕРТНЫЙ...

Когда Солженицын ступил на землю Запада, я, увидев по телевизору его измученно-отрешенное жесткое лицо с всклокоченной ветром бородой, похолодел. "Это не он! -- сказал я окружавшим меня людям. -- Смотрите, он даже внешне не похож на Солженицына!.. Александру Солженицыну сейчас на Лубянке горящими папиросами грудь прижигают, глумятся над ним, а привезли двойника, агента... Этот поораторствует месяц-другой, до приезда жены Солженицына, скомпрометирует настоящего Солженицына и своими речами, и своей немотой, а затем пропадет, и советское правительство тут будет как бы ни при чем..."

Я всполошил тогда своими телефонными звонками несколько европейских столиц, крича в трубку: "Это не он! Это не он! Настоящий остался на Лубянке!"

К великому счастью, я ошибся. Приезд жены Солженицына развеял мои тревоги.

Однако когда я познакомился не только с Солженицыным -- крупнейшим художником современности, не только с Солженицыным -- "огнепальным Аввакумом" XX века, проклявшим и победившим атомное государство, но и с философом Солженицыным, футурологом Солженицыным, у меня опять появилось чувство: "Не он..." Словно бы подменили автора "В круге первом", хотя, несомненно, на подмену КГБ не пошел. Не решилось или не получило санкции...

Почему же ко мне возвращается порой это странное чувство? "Не он..."

Произведениям Александра Солженицына посвящены, как известно, горы исследований: библиография, составленная Д. Фини (АНН АРБОР, 1973), насчитывает 2465 ссылок.

Ныне, по-видимому, количество работ удвоилось. Останавливаться на них или вступать с некоторыми исследователями в полемику здесь нецелесообразно, моя задача иная: Время Солженицына. Сдвиг в литературе и общественном сознании России, вызванный явлением Солженицына, бросившего вызов атомному государству...