На манжетах мелом. О дипломатических буднях без прикрас

Выставил я своему эльзасцу, звали его Жак, весь набор водок, производившихся тогда в Советском Союзе, – сортов аж шесть-восемь (может, и преувеличил). «Московская», «Столичная», «Старка», «Охотничья» – она моему гостю особо понравилась, ну и еще какие-то. Закусь к ним была из вышеперечисленного набора наших «специалитетов». Посидели душевно, несколько часиков. На следующий день я к восьми утра, как и положено, отправился на службу. Никаких проблем у меня не было – ведь даже пивом не усугубляли, не говоря уж о портвешке, посему был я в полной кондиции. Переделав текущие дела, позвонил в офис своему вчерашнему собутыльнику. Там ответили, что он приболел и сегодня его не будет. Я не слишком взволновался, но все же после работы заскочил к нему домой. Встретила меня ранее знакомая мне жена моего приятеля: «Юри, ты живой? А мой-то после вашей вчерашней вечеринки пластом лежит и с кровати встать не может». Вот вам и эльзасец, а если б был чистокровный француз, то и представить нельзя, что бы с ним случилось.

Эта история имела свое продолжение. Оклемавшийся Жак потом мне позвонил с выражением глубокой благодарности за настоящий русский вечер и обещал, что не останется в долгу. Он тогда подразумевал приглашение меня на свой французско-эльзасский ужин. Это тоже случилось, но другая оказанная им услуга была куда более значимой.

Идущее социалистическим путем Мали тогда находилось во враждебном окружении. Единственной дружественной страной был Алжир. Но их разделяли сотни километров Сахары. Через нее, кстати, наши герои танкисты гнали Т-34. Как они рассказывали, шли только по ночам, ибо днем на броне можно было моментально изжарить яичницу. Ну это так, небольшое отступление от темы. Но все-таки блокада Мали была неполной – многие необходимые товары поступали через Сенегал. И вот как-то раздался звонок от Жака: «Юри, надо срочно встретиться где-нибудь на нейтральной территории». Встретились, и он мне под большим секретом сообщает: через два дня Сенегал полностью закроет малийскую границу, так что заправляйте все ваши автомашины и подручные емкости, ибо бензина скоро не будет.

Поблагодарив эльзасца, я бросился в посольство на доклад к послу. Тот поинтересовался: информация достоверная? Рассказал – от кого («фестиваль водки» не упоминался). Леонид Николаевич поверил, но, прежде чем дать команду о пополнении запасов горючего, вызвал шифровальщика, чтобы отправить в Москву депешу о планируемых шагах Сенегала. Ну а машины все же заправили, и какое-то время из дипкорпуса по городу ездили только мы и французы.

На этом, пожалуй, с трудовой деятельностью в этой благостепенной стране пора и завязывать. На последние месяцы был я переброшен с протокола на культуру (ну совсем как во Франции, но об этом позже). Переводческие функции за мной, правда, оставались до окончательного отбытия на родину. Проводилось в Мали немало культурных мероприятий, может быть, и не слишком высокого уровня. Хотя прекрасный, помню, приезжал танцевальный ансамбль из Башкирии, с которым мне пришлось помотаться по местным городкам и весям. Особым событием стало проведение кинофестиваля советских фильмов. Главным в программе был показ недавно вышедшей «Гусарской баллады», на который прибыла и непосредственно Лариса Голубкина. Мне довелось провести с ней немало часов досуга, включая угощение редким по малийским временам блюдом – студнем из молодого поросенка. Свининку удалось раздобыть кому-то из военного атташе где-то в глубинке. Ну и мне по дружбе перепало. С Ларисой мы потом встречались в Париже. Несколько лет тому назад побывала она и у нас дома.

Ну а теперь перейдем от служебных будней к свободным досугам, кои тоже случались. Такой роскоши, как телевидение, в Бамако и близко не было. В парочке кинотеатров под открытым небом шли заезженные американские вестерны и какое-то другое малосмотрибельное старье. В Дагомее в этом смысле было гораздо лучше – там показывали относительно новые французские фильмы. Так что этот самый досуг как-то приходилось организовывать самим. И тут появился Святослав Дёмин, прибывший с ответственной миссией – преподавать малийским студентам на французском языке загадочный для меня предмет под названием «сопромат» (ну, о компромате я еще слышал, а уж такие технические дебри для меня звучали диковинкой, как позднее высокотемпературная сверхпроводимость, которой занималась моя жена).