Читаем На месте зеленой беседки полностью

Максименко подоспел на склад в самый критический момент, когда Миша, израсходовав запас воды и песка, орудовал одним багром. Его рыжая голова металась среди таких же огненных языков, не поспевая за ними. Только сорвет горящие доски с одного края, как пламя вырывается еще в нескольких местах. А так необходимая вода — в нескольких метрах, в ведерках Аринушки и ее подруг, но у них нет сил подать, у него — времени спуститься.

Максименко, взяв в одну руку два ведра, полез на крышу, залил ближайший очаг огня, сбросил ведра на землю и стал спускаться. Старушки подхватили ведра и засеменили к пожарной бочке, а Олег Викторович, взяв два следующих, пробрался с ними дальше и залил другой очаг.

Мише с уменьшением «обслуживаемой» территории легче стало справляться.

— Как там Юрка? — крикнул он Максименко.

— Дышит!

— А тракторы?

— Выводит!

Отрываемая багром доска ударила Суворова по плечу, и он вскрикнул. Максименко, увидев, что на Мише загорелась куртка, вылил на него ведро воды.

Вновь поднявшись с ведрами, показал в сторону дороги:

— Машина!

Миша увидел дальний свет фар и закричал:

— Ура!

Это механизаторы и ремонтные рабочие, возвращавшиеся в Аринушку, повернули обратно, увидев над Болоткой всполохи огня. И по озеру спешила на моторках помощь, поднятая по старинке ударами о рельс, висевший на случай тревоги у крыльца правления.

Бежавшие от берега колхозники видели, как из пламени вырвался трактор и, только стена огня осталась позади, споткнулся и замер. Из кабины вывалился водитель, прильнул лицом к луже, потом повернулся на спину и раскинулся в грязи.

Председатель колхоза успел на бегу пересчитать стоявшие на обочине дороги тракторы. Все. Теперь главным становились семена, и он направлял подбегавших людей к складу, а сам присел около водителя, стараясь разобрать, кто перед ним.

Тот лежал с закрытыми глазами и жадно частыми мелкими глотками хватал раскрытым ртом воздух. Обожженное, перепачканное в саже и крови лицо с обгоревшими ресницами и бровями больше смахивало на потухшую головешку. Федоров провел ладонью по голове и почувствовал, как ломаются под ней сгоревшие волосы.

— Ты кто? — мягко спросил он.

— Иванников, — прохрипел Юра, не открывая глаз.

— Куда перенести, Надежда Павловна? — спросил председатель остановившуюся рядом врача.

— Ко мне, — раздался властный голос бабки Аринушки, подошедшей с другой стороны.

Федоров попытался взять Иванникова на руки, но это оказалось не под силу.

— Я сам, — остановил Юра, открыл глаза и, поднимаясь с помощью Сергея Фомича, пояснил, сдерживая кашель:

— Я здоров, только немножко устал. Как там ребята?

— Склад отстояли, сейчас колхозники крышу разбирают, — сказала бабка Аринушка.

Поддерживаемый врачом, Юра, чуть покачиваясь, шел вслед за бабкой Аринушкой к ее дому, а председатель колхоза заспешил к складу.

Увидев, что Олег Викторович и Миша тоже получили ожоги, он и их направил к бабке Аринушке, а сам стал обходить место пожара, прикидывая убытки.

Главное — удалось сохранить семена, отстоять машинный парк, придется только перекрасить несколько тракторов, на которых обгорела краска.

Заныло под лопаткой, когда представил, во что обошелся бы колхозу пожар, если бы не рабочие с тракторного.

Сунув под язык таблетку валидола, Сергей Фомич заспешил к бабке Аринушке.

На кухне в тазу с теплой водой смывал сажу и копоть Максименко. У стола на кончике табуретки ерзал Миша и, поеживаясь от страха, не сводил глаз с рук медсестры Лиды, набиравшей в шприц противостолбнячную сыворотку.

Как только она, сделав укол, отошла от него, Миша помахал рукой и, совсем как маленький, подул на больное место. Врач осмотрела плечо, на котором вздулись пузыри.

— Ножницы, — сказала она медсестре и почувствовала, что плечо пациента ушло из-под ее руки. Взглянув на сморщенное от страха лицо, ласково сказала:

— Там ведь больнее было. И страшнее.

— Не, — замотал тот головой.

— Ну, меня-то не обманешь.

Воспользовавшись тем, что медики заняты Мишей, Юра поднялся с кушетки, подошел к висевшему на стене зеркалу и испугался своего вида.

— Чего любуешься? — взглянув в его сторону, спросила Лида. — До свадьбы заживет.

— Ошибаешься, дочка, — вмешался Сергей Фомич. — У него послезавтра свадьба.

— Отложить можно, — слишком бодро дрогнувшим голосом сказала Надежда Павловна. — Полежит недельку в больнице…

Исключено, — перебил Иванников. — Завтра, нет — уже сегодня, — спохватился он, — я уезжаю.

— Выйдемте на воздух, Сергей Фомич, — предложила врач.

— Говорите при всех, — возразил Федоров. — Здесь слабонервных нет.

— Хорошо, — чуть резко, явно недовольная таким нарушением медицинской этики, сказала Надежда Павловна. — Слушайте, раз хотите. Серьезно никто не пострадал. Наиболее тяжелые ожоги у Суворова: на плече — второй степени. У остальных — поверхностные. С медицинской точки зрения они меня не волнуют. Но чтобы быть до конца спокойной, необходимо госпитализировать в стационар хоть на несколько дней.

— Решим так, — выслушав врача, подвел итог председатель. — Сейчас переправим в больницу. Максименко и Суворов поступают в ваше полное распоряжение, а Юра — до вечера.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зеленая беседка

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Мальчишник
Мальчишник

Новая книга свердловского писателя. Действие вошедших в нее повестей и рассказов развертывается в наши дни на Уральском Севере.Человек на Севере, жизнь и труд северян — одна из стержневых тем творчества свердловского писателя Владислава Николаева, автора книг «Свистящий ветер», «Маршальский жезл», «Две путины» и многих других. Верен он северной теме и в новой своей повести «Мальчишник», герои которой путешествуют по Полярному Уралу. Но это не только рассказ о летнем путешествии, о северной природе, это и повесть-воспоминание, повесть-раздумье умудренного жизнью человека о людских судьбах, о дне вчерашнем и дне сегодняшнем.На Уральском Севере происходит действие и других вошедших в книгу произведений — повести «Шестеро», рассказов «На реке» и «Пятиречье». Эти вещи ранее уже публиковались, но автор основательно поработал над ними, готовя к новому изданию.

Владислав Николаевич Николаев

Советская классическая проза