Окончательно приняли книгу «Былинки-2» в производство. И обложка получилась замечательной, и замечаний по тексту у редактора нет, и даже шрифт обговорили, какой мне нравится, Будущие мамы, как я вас понимаю! Вот родится моя книга, и я, как маленького ребенка, аккуратно заверну ее, чтобы не испачкать, и осторожно понесу домой, а дома рассмотрю до мельчайших подробностей и уложу рядом спать, Перед сном гляну на обложку – ну вылитый отец, не перепутаешь! А я, наконец-то счастливый кратким писательским счастьем, буду лежать рядом и ласково гладить твою глянцевую кожу, Как ты замечательно по-детски пахнешь краской!
Я умилительно смотрю на возлюбленное чадо и думаю: «У тебя обязательно будут сестрички и братики – наша многодетная мама-издательство не оставит тебя в одиночестве. А я уж, как отец, расстараюсь…»
Теперь я, словно мать, ожидающая разрешения от бремени, безсильно жду конца октября – времени выхода в свет «Былинок». Весна на дворе…
Как беда, так и радость не приходит одна: в издательстве сказали, что скоро увидит свет книжка нашего друга. Алексей Андреевич Логунов – давний и безкорыстный сотрудник нашей газеты. Время от времени я получаю его письма из города Новомосковска Тульской области, а в них – новые стихи, повести, рассказы, легенды о Куликовом поле.
Сегодня писатель прислал старую фотографию его отца – Андрея Сергеевича Логунова. Простое русское лицо, ясный взгляд, бравые сержантские усы и две солдатские медали «За отвагу». Вернулся домой победитель…
Отец
Время приближает и отсеивает лишнее. Забываются пустяки и обиды, выплывает важное. Кто из нас не любит своих родителей? Таких немного. Маму я хорошо понял, до тонкостей, да и ушла она всего пять лет назад, а с папой сложнее. Он умер в 1981 году, мне было 34, и я уже много лет безпробудно пил. Отец занимал ответственные посты в армии, писал за командующих доклады, но в жизни был совершенно безпомощным человеком. Он был порядочным, и его постоянно обманывали, обходили по службе. Даже в Польше, в городке, где он служил, наполовину состоящем из брошенных второпях эсэсовских особняков – даже ноты стояли на рояле, – мы почему-то жили в доме, наполовину разбитом бомбой. Стены квартиры соединялись с пустотой, поэтому зимой в комнатах было, мягко говоря, прохладно. А в Ленинграде, после демобилизации, ему почему-то доставались самые неудобные квартиры на первых этажах, куда чаще всего забулдыги обращались за стаканом. Отец жульничать не умел, его постоянно обманывали. Первая двухкомнатная – в хрущевке – досталась ему после демобилизации из армии (отца призывали из Ленинграда); второй стала кооперативная из-за торопливой женитьбы младшего сына. И обе на первом этаже.