На милость дня. Былинки

Он был не однажды погонщиком руган и порот. Ходил он по кругу, совсем выбиваясь из сил, с утра и до ночи тянул он осиновый ворот, с утра и до ночи кизячное тесто месил. Его пауты доводили до яростной дрожи, в горячий испуг повергали порою шмели. И круглые шоры из старой, негнущейся кожи от всяких соблазнов надежно его берегли. С утра и до ночи ходил он по кругу, двужильник, все мерил и мерил несчетные версты пути. А вечером конюх кидал ему сена навильник: – Давай на досуге от нечего делать хрусти. То сек ему спину шелонник, колючий и редкий, то ноздри тревожил пахучий степной чернобыл, и что там за мир, за негнущейся той занавеской, сперва вспоминал, а потом незаметно забыл. С утра и до ночи по вязкому месиву ботал, да тех кизяков в штабеля верстовые не скласть. На совесть работал, и поняли все – отработал. И холка истерлась, и грива совсем посеклась. И время приспело снимать надоевшие шоры. Любуйся, каурый, родимой своей стороной! Увидел он лес. А за лесом зубчатые горы. А там, за горами, небесный простор проливной. И падало солнце на тихую-тихую воду, и в черных березах гнездился вечерний туман. И конюх смеялся: – Почуял, каурый, свободу! Чего ты робеешь? Не думай, что это обман. Бери-ка наметом, скачи по весеннему лугу, чтоб цокот копыт в голубых перелесках гремел… – А он постоял и пошел… по избитому кругу. Поскольку иначе теперь он ходить не умел (Виктор Кочетков).

Николай Анцыферов † 1964

Мир до встречи был такой хороший, впрочем, что юродить языком, просто я сегодня встретил лошадь с самым заурядным седоком. Шла она, с усилием кивала, помогая кнуту седока. И машины грязью обдавали белые вспотевшие бока. Мне ее, понятно, стало жалко. Чем мы хуже неживых машин? Самой невиновной каторжанке я немного хлеба предложил… В парне снисходительность проснулась, усмехнулся, мол, поерунди, Лошадь же к ладони потянулась, как ребенок тянется к груди, Я ее легонько так по шее: – Ничего, мол, милая, держись, Что поделать, в этом отношенье не живущий выбирает жизнь, Вот и я… – Но возчик разудалый потянул умело по спине, Лошадь встрепенулась, зашагала, размышляя о своей вине. Весело колеса заскрипели, Кнут заставил перейти на бег… Крошки хлеба рыжею капелью со слюною падали на снег (Иеромонах Роман (Матюшин).

Поговорили. Постояли

Среди внезапной тишины:
«Конечно, лошадь, ты ли, я ли.
Селу мы нынче не нужны».

Друг другу руки мы пожали,

Слезу смахнули со щеки,
А в стороне над нами ржали,
Мычали, выли мужики.

Леонид Сафронов

Кто получше, а кто поплоше —
все мы люди. И мне ль не знать!
Каждый хочет погладить лошадь
или даже поцеловать.
Кто получше, а кто похуже,
кто несносен, кто слаб, кто крут, —
одинаковый в сердце ужас,
если лошадь кнутами бьют.
А у этой – белое ухо.
Что ей думать? Что ей желать?
Ей бы в клевер сейчас по брюхо,
Ей бы в клевер – не сталь жевать.
И, суровой судьбой испытан,
сквозь круженье и маету,
поклонюсь четырем копытам
и ободранному хвосту.

Владимир Суворов, Новомосковск

Свой памятник я вижу таким: худющая, кожа да кости лошаденка с хрипом вытягивает сохой борозду, которую направляют, из последних сил помогая животине, такие же худые, изможденные бабы и ребятишки. И надрыв в каждой ее жилке; и жилы на шее у людей, а сзади тянется неглубокая неровная борозда… Такой вот из меня скульптор…

Продолжительность жизни беговой лошади – 25 лет (если добежит), тягловой – 15 (если дотянет). Такова лошадиная жизнь…