На музыке. Наука о человеческой одержимости звуком

Старик, взгляни на мою жизнь, ведь я такой же, каким был ты…
Живу в раю один и думаю о том, каково жить вдвоем.

Хоть я сам и не в раю, но я легко сопереживаю человеку, который добился материального успеха, но не имеет никого, с кем можно было бы этот успех разделить; человеку, который «обрел весь мир, но утратил душу», как спел когда-то Джордж Харрисон, процитировав сразу и Евангелие от Марка, и Махатму Ганди.

Или когда Брюс Спрингстин поет об утраченной любви в песне «Back in Your Arms» («Снова в твоих объятиях»), что-то в нас откликается на «общечеловеческие» чувства поэта, как и в случае с Нилом Янгом. А когда мы задумываемся о том, сколько всего есть у Спрингстина — и любовь миллионов людей во всем мире, и миллионы долларов, — мысль о том, что он не может воссоединиться с той единственной, с которой хочет быть, представляется еще трагичнее.

Мы ощущаем уязвимость там, где ее не ожидаем, и она только сближает нас с артистом. Дэвид Бирн из Talking Heads вообще известен своей абстрактной лирикой и умением залезть слушателю под кожу. В своем сольном исполнении «Lilies of the Valley» («Ландыши») он повествует об одиночестве и страхе. Отчасти наша реакция на его стихи усиливается тем, что мы уже знаем кое-что об артисте или, по крайней мере, о его личности эксцентричного интеллектуала, который редко раскрывал перед другими это честное и прозрачное чувство — страх.

Таким образом, на наши предпочтения может влиять отождествление себя с артистом или с тем, что он вкладывает в свое творчество. Джонни Кэш создал образ бунтаря и преступника, а также много раз демонстрировал сострадание к заключенным, выступая с концертами в тюрьмах. Заключенным музыка Джонни Кэша может нравиться или начать нравиться благодаря тому, чтó этот артист вкладывает в свое творчество, независимо от каких-либо музыкальных характеристик. Однако поклонники не всегда готовы следовать за своими меняющимися кумирами — и это пришлось узнать Бобу Дилану на Ньюпортском фолк-фестивале. Джонни Кэш спокойно мог петь о желании выйти из тюрьмы, не отталкивая слушателей, но, если бы он заявлял, что ему нравится посещать тюрьмы, потому что это помогает ему ценить собственную свободу, он бы перешел грань между сопереживанием и злорадством, и аудитория заключенных по понятным причинам отвернулась бы от него.

Предпочтения начинаются с открытости новому, и у каждого из нас свой коэффициент «авантюризма» в том, насколько далеко мы готовы выйти из музыкальной зоны комфорта. Некоторые более открыты экспериментам, чем другие, во всех аспектах своей жизни, включая музыку. В разные периоды мы можем то стремиться к новизне, то избегать ее. Как правило, когда нам скучно, мы ищем новых впечатлений. Поскольку интернет-радио и плееры становятся все популярнее, думаю, что в ближайшие несколько лет мы увидим персонализированные музыкальные станции, где каждый сможет слушать собственное радио: компьютерные алгоритмы будут воспроизводить музыку, которую мы уже знаем и любим, в сочетании с той, которая, вполне вероятно, нам понравится[21]. Думаю, важным фактором в этой технологии, какую бы форму она ни приняла, будет некий рычажок для изменения степени «авантюризма», регулирующий количественное сочетание знакомого и незнакомого, а также то, насколько сильно новая музыка отличается от привычной нам. Именно эти факторы сильно варьируют у разных людей и у одного человека в разное время дня.

Когда мы слушаем музыку, мы формируем схемы для музыкальных жанров и форм, даже когда воспринимаем ее пассивно и не пытаемся анализировать. С ранних лет мы уже знаем, каковы правила игры в музыке нашей культуры. Для многих из нас будущие предпочтения и антипатии в музыке станут следствием тех когнитивных схем, которые мы сформировали в детстве. Это не значит, что музыка, которую мы слушаем в первые годы, непременно определит наши музыкальные вкусы на всю оставшуюся жизнь. Многие люди по собственному выбору слушают или изучают музыку разных культур и стилей и выстраивают для нее схемы. Однако детское восприятие часто самое глубокое, и потому оно закладывает основы понимания музыки в будущем.

Музыкальные предпочтения имеют и важную социальную составляющую, основанную на наших знаниях о жизни вокалиста или музыканта, о том, что нравится нашим родственникам и друзьям, и о том, что стоит за конкретной музыкой. Исторически и в особенности эволюционно музыка была связана с социальной активностью. Это может объяснить, почему наиболее распространенной формой музыкальной выразительности, от псалмов Давида до американской индустрии хитов XX века и современной музыки, являются песни о любви и почему они для нас так притягательны.

9. Музыкальный инстинкт. Хит эволюции № 1