На неведомых тропинках. Сквозь чащу

Два раза мне попадись крестики, один раз круг и куча других непонятных символов. Я соскребала мох со старых камнях, каждый раз надеясь на чудо, но оно каждый раз откладывалось. Одна из могил ближе к восточному краю парка так просела, что мне пришлось соскребать с камня землю и выкапывать весело качающие желтыми головками одуванчики. На последнее надгробие, тоже давно лежащее на земле, я села и вытянула ноги, задрала голову и посмотрела на голубое небо. Макушки высоких деревьев качались, вызывая легкое головокружение. Простая задачка обрастала неожиданными трудностями. Могилы отмеченной крестом и кругом здесь не было.

Велик соблазн прикопать артефакт прямо здесь на краю кладбища и пусть мертвые сами разбираются… Но я знала, что не могу так поступить. И дело не в совести, и не в обещании. Дело в том, чем может обернуться такой поступок, Киу была очень лаконична в том сне. Если не я, то Алиса.

— Слав, — продолжая смотреть на небо, тихо позвала я хранителя Заячьего холма, — Слав, я знаю, ты меня слышишь. Ты слышишь всех на своей стежке, но…

Я почувствовала его появление за секунду до того как опустила голову и увидела. Это было похоже на… не знаю на что. Только что я была одна, а спустя мгновение рецепторов коснулось ощущение чужого присутствия. Будто делаешь шаг в темноте и знаешь, что вот-вот наткнешься на стенку, на препятствие, на что-то или кого-то, и даже ждешь этого.

— Но не ко всем прихожу, Великая — закончил за меня лысый мужчина, с оттопыренными ушами, замшевая жилетка и пожелтевшая рубашка старомодного покроя, еще один замерший на границе жизни и смерти человек, еще один человек с остановившимся сердцем. И хоть он пафосно произнес это "великая", за этим слово чувствовалось странное напряжение.

— Я оценила оказанную честь, — подхватив рюкзак и лопатку, я встала. — Мне нужна могила, отмеченная крестом в круге, захоронение Тира, одного из ошеров Великих.

— Зачем? — он поднял брови, и кожа на лбу собралась складками.

— Вернуть ему недостающую деталь, — я встряхнула рюкзаком.

— Ничем не могу помочь, — мужчина которому на вид было не больше сорока лет, посмотрел вдаль, — Жаль.

— Вы врете, — буднично заметила я, но хранитель не ответил, уходя так же беззвучно, как и появился. — Значит, мы пойдем другим путем, — резюмировала я, снова оставшись в одиночестве, и зашагала по хрустящей гравийной дорожке.

С чего начинаются любые поиски? Любой в нашей тили-мили-тряндии ответил бы, что с расспросов. С очень жестких и сладких допросов, когда один мурлыча спрашивает, а второй плюясь кровью отвечает.

Я вышла на длинную улицу, к которой примыкал Парк-на-костях, оскалилась и одним стремительным движением скользнула в придорожные кусты акации. Оттуда несло любопытством и патокой. Так сладко могут пахнуть только дети, они не думают о последствиях и редко испытывают страх. Чаще испуг.

Вот и сейчас, изменяющийся — мальчик лет шести в перемазанной землей рубашке вздрогнул, когда я ухватила его за руку, попытался вырваться и клацнул зубами так, что мне пришлось бросить рюкзак и схватить упирающегося звереныша за шею, впиваясь ногтями в кожу и вытащить на тротуар.

Пацан посмотрел на меня огромными голубыми глазами и вдруг заревел, громко с надрывом, от всей своей отчаявшейся души. Взгляды все еще сверлившие спину, мгновенно сменились с лениво — любопытствующих на тревожные. Дети они и на стежке дети, слишком ценный товар, чтобы разбрасываться понапрасну.

— Чего ревешь? — спросила я, выпуская тоненькую шейку, которую так легко переломить одним неловким или наоборот слишком ловким движением.

— Ааа, — ответил мальчишка, понял, что свободен, отбежал на два шага, остановился, и вытер лицо рукавом, красноречиво всхлипывая.

— Чего орешь? — повторила я, — Когда подглядываешь, будь готов огрести по ушам.

— А-ага, — на распев проговорил оборотень и спросил, — А вы меня не съедите?

— Еще не решила, — ответила я, он нерешительно заулыбался, безошибочно уловив в словах иронию, — Бабка говорила, что Великие, съедали по дюжине детей на завтрак.

— И ты тут же побежал за мной следить? Очень хотелось умно — он отвел глаза, — Бабку слушать надо, — я покачала головой, — Предлагаю сделку, я не съем тебя на завтрак, а ты покажешь мне, где живет староста?

Вместо ответа мальчишка фыркнул и сделал еще один опасливый шаг назад. А потом еще один…

— Третий дом от центрального перекрестка, большой с синей крышей — прокричал он уже на бегу и добавил, — А мама говорит, что я невкусный!

— Ну, раз мама говорит, — вытащила из кустов рюкзак, — Маму тоже надо слушать, но я бы на твоем месте не проверяла.

Дом у старосты Заячьего холма был основательный и… новый. Прежний, видимо исчез в бушевавшем пожаре. Или главу стежки обуяла тяга прекрасному. Построенный из цельных бревен цвета меда, с террасой, узкими пластиковыми окошками и массивной железной дверью, он больше напоминал баню, чем жилой дом. Полтора этажа, так я называла дома, у которых на чердаке была полноценная комната… полтора этажа под непривычной синей черепицей, захочешь не пройдешь мимо.