На один раз

Все эти обязательные ритуалы, холодный брют к завтраку, накрахмаленные салфетки, вода к кофе, конечно, утомляли только прислугу, не Сашу. И, наверное, всё это даже было правильно и согласно этикету, но не обязательно же каждый день при полном параде спускаться к завтраку, иногда можно и в ночной сорочке, и в кровати, и хлебушком вымакать, как Давид.

Саша была уверена, Давид Гросс не осрамится и в самом изысканном ресторане, и вилку для улиток не перепутает с щипцами для омаров, но её подкупала его житейская простота — с ним было легко, свободно, спокойно, уютно.

Конечно, до того момента, как он открывал рот, чтобы сказать ей очередную гадость.

— Какой будешь чай? — окликнул он Сашу из кухни, глядя в шкафчик над кухонным столом.

— Я буду кофе, — ответила она.

— Кофе вредно во второй половине дня, и тем более в твоём положении. Ладно, выберу сам, — сказал он, вытащил пачку с нарисованным иван-чаем и закрыл дверцу.

Последний раз, кроме прислуги, чай Саше приносил Ярослав в тот день, когда похоронили маму. Саша простыла на кладбище, разболелась, неделю не вставала с постели, и Ярос приносил ей то молоко с мёдом, то отвар ромашки, то тёплый брусничный морс.

Она так и не выкинула из головы это трогательное воспоминание, поражавшее тем, что самая тяжёлая неделя её жизни, была единственной, когда они с братом были близки. Он рассказывал ей смешные истории и читал сказки, как маленькой. И шестнадцатилетняя Саша думала: как бы поболеть подольше и какой же у неё замечательный брат.

Воспоминание о том, что он может быть добрым, отзывчивым, заботливым, увы, не раз играло с ней злую шутку, заставляя снова и снова в него верить, любить и, несмотря ни на что, прощать.

— Знаешь легенду про Иван-чай? — удивил Давид Гросс, ставя перед ней чашку с чаем.

— Расскажешь? — встала Алекс и пошла на диван.

Перед диваном боком к большому камину, над которым висел телевизор, стояли два старых кресла: одно потёртое сильнее — прабабушкино, другое почти новое — мамино. Так же, как и на диване, заваленном подушками с вязанными крючком узорными наволочками, на каждом из кресел лежало по тёплому пледу.

Конечно, дом отапливался электрическими калориферами — нужды в камине и печке, дымоход которой был проложен по центру дома и нагревал все комнаты двухэтажного особняка, не было. Но мудрая прабабушка настояла и на том, и на другом, не желая зависеть от капризов электроснабжения — дров в случае чего можно нарубить, и тепло в доме будет.

Саша была не такой практичной, но это было так приятно — смотреть на живой огонь, расцвечивающий стены маслянистыми бликами, что Саша регулярно приносила из сарая несколько охапок берёзовых дров и складывала у камина, чтобы радовать себя книжкой, пледом и чашкой горячего чая у камина.

Оказалось, вдвоём с мужчиной, который накормит, принесёт чай и растопит камин — вдвойне приятнее.

— Ну слушай, — сказал Давид Гросс. Поставив полено на торец, он ловко нарезал большим ножом щепу и укладывал её горкой в центр каминной топки поверх мятой газеты. — Однажды боги спустились на землю по каким-то своим делам, но повздорили и развязали войну.

Саша, боясь пропустить, ловила каждое его движение и внимала каждому слову.

— Ни один из богов не хотел уступать. Ни один не желал признать себя неправым. И тогда Провидение ниспослало на них сон, — рассказывал он. — Оно пустило по ветру семена волшебного растения, и то зелёным ковром покрыло пепел пожаров, а когда зацвело ярким красно-розовым огнём, надышавшись его ароматами, боги заснули крепким сном.

— Все боги? — удивилась Саша.

Давид кивнул.

— Не заснула только одна маленькая девочка Кипрея — дочь богини Лады. Она пошла гулять по полю и так далеко ушла от богов, что, когда они проснулись, не смогли её найти. Боги в любом случае должны были покинуть землю, они звали маленькую Кипрею, искали сколько могли, но не могли оставаться дольше. Тогда богиня Лада, стоя перед полем необыкновенных цветов, сказала: «Ты будешь богиней этого цветка, который оставил тебя здесь. Он будет защищать тебя, моя девочка, дарить утешение в горестях, силу для преодоления трудностей, спокойствие, когда тебе захочется спокойствия, и радость, когда настанет время для неё. А когда ты вырастешь — поможет найти суженого». И ушла. Так появился и остался на земле Иван-чай. Или Кипрей, как ещё его называют.

— А девочка? — спросила Саша, когда, наложив дров, Давид поднёс спичку, бумага вспыхнула, щепки затрещали, а потом занялись и дрова.

— А девочка выросла, — сел он в мамино кресло, отряхнув руки. — Она забыла, что когда-то родилась богиней, но помнила сказанные матерью слова про суженого и только об одном переживала: «Что, если он меня не найдёт? Если встретит по дороге другую? Если не узнает?»

— Но он же её узнал? — заёрзала Саша на диване переживая.