У неё в руках был рисунок. Обычный детский: палка, палка, огуречик — вот и вышел человечек. Но именно потому, что так приговаривала мама, а рисовала их семью, все четыре «человечка» Саша, ноги у неё подкосились. Она вела пальцами: выше всех в чёрном — папа, рядом в красном треугольнике платья — мама, маленькая Саша — волосы пружинками, в полосатом галстуке с книжкой в растопыренных пальцах — Ярослав. С обратной стороны: «Саша, 5 лет».
Она и не думала, что мама его сохранит. Не думала, что такой болью отзовутся в сердце воспоминания. Глаза защиплет от слёз. Сердце заболит. И так захочется уткнуться лицом не в тетрадные листы, пахнущие шариковой ручкой и сыростью, а в мамино плечо. Прижаться к её тёплой груди, обнять и… попросить прощения.
За свои детские шалости, за ту разбитую вазу, что якобы неизвестно куда пропала, за неумение понять и услышать, за свою недолюбленность, за то, что мамы в Сашиной жизни было так мало. И сказать спасибо за те шестнадцать недолгих лет, что она у неё была.
Саша вытерла слёзы, закрыла тетрадь и уже хотела уходить, подняла глаза и вздрогнула — в дверях стоял Ярослав.
— Ну здравствуй, сестрёнка, — усмехнулся он.
Засунув руки в карманы, он подпирал плечом косяк и почему-то выглядел как старшеклассник: строгие брюки со стрелками, голубая рубашка, жилетка, в красно-синюю полоску галстук. Не хватало книги в руке — и полная копия с Сашиного рисунка пятнадцатилетней давности.
— Привет! — натянуто улыбнулась Саша, как преступник, пойманный на месте преступления.
— А что здесь? Не в гостиной, не в своей комнате? — медленно подошёл Ярослав, не вынимая рук из карманов и не сводя глаз с тетрадей.
— Да так, заскочила на минутку, никого не хотела беспокоить, — встала Саша, взяла сумку.
— М-м-м… — многозначительно протянул Ярослав. — Что даже чаю не попьёшь?
— Нет, пожалуй, — потянулась она к тетрадям.
— Врушка, — Ярослав резко прижал её руку к кровати. — Так и знал, что они где-то здесь, — отпустив Сашину руку, взял верхнюю тетрадь. Открыл на первой странице. —
Хмыкнул. Повернулся к Саше.
Глава 56
— Враньё, — он с силой захлопнул тетрадь. — Трудно жить в бедной семье. Родиться неизвестно от кого — проклятье. А в богатой семье жить легко. Правда, сестрёнка?
Саша пожала плечами. Ярослав и в лучшие дни был раздражительным, злым, неуравновешенным, а сегодня его буквально трясло от ярости.
— Так это правда? — схватил он её за руку, с силой вывернул пальцы, поднял и обличающе уставился на обручальное кольцо. — Ты вышла за него замуж?
От Яроса воняло алкоголем, табаком и чем-то ещё, тем самым, мужским, чем тогда пахло от мамы, когда она вернулась ночью, и что Саше очень не понравилось. Сейчас она понимала — лосьоном после бритья, тошнотворным, противным, резким. А ещё… теперь она знала — совокуплением.
— Ты замужем за Давидом Гроссом? — переспросил Ярос, продолжая выкручивать её руку.
— Мне больно, Ярослав, — строго сказала Саша.
— Я задал вопрос.
— Тебя это не касается.
— Ах, не касается? — он отшвырнул её руку с такой силой, что отшвырнул на кровать Сашу. — И давно это меня не касается?
— С тех пор как вы с отцом отправили меня к Давиду Гроссу отрабатывать твои долги, — встала она, сама себе напомнив неваляшку. Она только и делала: то садилась, то вставала.
— Ну, вижу, ты неплохо справилась, — Ярослав смерил её взглядом. — Ножки раздвигала качественно. Хотя о чём я, — усмехнулся он. — Ты же достойная дочь своей мамашки. Та, правда, была порой вяловата, но под кайфом — огонь-девчонка, такая затейница.
Он похабно заржал. А Саша словно проглотила огромный кусок льда. Он ободрал горло страшной догадкой, упал камнем, заставив Сашу пошатнуться, и словно заморозил изнутри.
— Ты с мамой?.. — едва выговорила она.
Ярослав, продолжая смеяться, с размаха уселся на кровать.
Саша не знала, чем вызвано это веселье. Да и не хотела знать. Она хотела забрать мамины дневники и уйти. И пусть теперь она знала, что в них прочтёт, и почему Ярослав боялся, что они попадут в чужие руки, уйти немедленно казалось лучшим решением.
— Я драл твою мать, правильно будет сказать так, — снова хохотнул он, а затем резко выхватил из её рук тетради, что Саша подняла с кровати. Отвёл в сторону, когда она потянулась. — Даже не думай, — покачал головой. — Это останется здесь.
— Это принадлежит моей маме, — упрямо возразила Саша, сверля его глазами. — А значит, мне.
— И что? Здесь много чего принадлежало тебе, а стало моим, глупая маленькая девочка. И писанина твоей шлюшки мамаши не исключение.
— Не смей оскорблять мою мать, — сказала Саша отчётливо.