На огне святом сожжем разлуку

Боль надорвала меру ощущений, сознание изнемогало и покинуло юношу. Зато пришли виденья. О счастье! Он опять видит! То, прежнее, лишь кошмар. Вот рядом с ним - верные рыцари, дорогой наставник Горипал, все при оружии, верхом. Только почему огорченные мужественные воины? Почему склонились книзу лица, а из глаз капают кровавые слезы? Юноша кричит от ужаса, бросается к товарищам, хочет обнять, а они каменеют, покрываются темно-зеленым мхом, врастают в землю. И снова он одинок, под взглядом бескрайнего дивокола. Но нет! На горизонте роятся тучи врагов, они приближаются, все более сжимая кольцо, куда от них укрыться? Разве что за тучи? Но и дивоколо спеленало багряным полотнищем, из него каплет кровь, и каждая капля падает на Диводарово чело, будто растопленная бронза.

Плыл юноша через море муки и не мог переплыть.

Сколько так было - кто мог сказать?

А когда вернулась понимание, вокруг плыла тишина и розовая мгла. Тупая боль долбила голову. Будто два черных ворона сидели и клевали в те места, где когда-то были глаза. Вспыхнула зарница понимания: о Яр-Див, он навеки ослеп! Ничего более не увидит: ни ясного дивокола, ни дорогих звездочек, ни мягких цветочков на лугах, ни огнистого солнца.

Диводар зарыдал в отчаянии, охватив ладонями лицо. Слезы оросили раны глаз, усилили жгучую муку. Не в силах сдержать страдание, юноша наклонился из лодки, зачерпнул воды из потока, плеснул в лицо. Стало немного легче.

Вокруг нежно хлюпала волна - мягко, успокоительно. Почему-то в памяти всплыли слова старого Тайно-чуда: «Все громы заканчиваются тишиной».

Удивился, почему вспомнились именно эти слова, пытался понять мудрые изречения, а в болезненной багряной мгле неотступно сопровождали его внимательные, печальные глаза правечного ведуна.

Разматывался клубок мысли, тянулась нить воображения. Что же теперь делать? Куда деваться? Слепой, безоружный, мизерный. Если бы еще где-то там, над Славутой, можно достаться порогов, найти рыцарей-воинов. Они бы приняли, приютили. Но как найти путь к родным родам-племенам? Кто проведет, кто накормит?

Лодка плыла по течению. Чувствовалось, что река успокоилась, горы остались позади, где-то издалека доносились детские крики, ржания коней. Потом опять все успокаивалось, только над потоком с резким карканьем летало воронье и в прибрежных рощах распевали беззаботные птицы.

Где-то внизу громыхнуло. По воде сыпнули капли дождя. Под ветром заволновалась река. Лодку погнало куда-то к берегу. Над головой раздался гром, оглушив юношу. «Может, броситься в воду, пока грохочет гроза, и сразу покончить с мукой»? - подумал Диводар.

Лодка остановилась, ткнувшись носом во что-то твердое. Дождь полил как из ведра. Гром грохота, не утихал ни на минуту. От берега плыли тугие струи ароматов – хвои, грибов, дыма.

«Кто-то жжет огонь», - подумал парень. Гроза катилась вдаль, дождь внезапно перестал. Юноше стало холодно, он попробовал подняться на ноги.

- Кто там? - послышался старческий голос от берега.

- Разве не видите? - каким-то морозным голосом ответил юноша.

- В том то и вещь, что не вижу - ответил голос - Я слеп.

Стрела кольнула в сердце парня. «Слепой». Как же это? Почему он попал к такому, как сам?

- Кто же вы? - дрожа от волнения, спросил Диводар

- Меня здесь все знают - отозвался голос. - Разве не видишь - я же Боян, певец.

- Я не здешний - болезненно объяснил парень, протягивая руки в тьму - И я тоже слепой. Меня ослепили враги в горах. И пустили на глум, на муку вниз за водой.

- О Световид! - вздохнул Боян. Затем юноша услышал, как он ковыляет к воде - Так ты ранен и брошен! Дай руку, я помогу тебе. Слышу по голосу – ты юн.

- Шестнадцать лет.

- Еще дитя. Вот так, держись за меня.

Юноша почувствовал сухую крепкую ладонь старого, припал к нему, выбираясь из лодки.

- Ну, утешься, сынок. Утешься. Со мной не пропадешь. Пойдем в убежище, там я тебя подлечу, заворожу. Ты мне все поведаешь. Все проходит, голубь мой. Все проходит, как рассветная мгла.

…Правду сказал правечный Боян.

Остался Диводар в тихом убежище на берегах Днестра. Проходили дни. Зажили раны. Приходили, рождались новые ощущения, другие стремления, неизвестные ранее думы.

Юноша выходил из тесной землянки на улицу, садился против солнца на березе. Пил лицом, всем телом ласковый напиток лучей, прислушивался к гомону мира. Изо дня в день заострялся его слух, охватывал такие глубины, которые раньше были недоступны праздному уму. Страдание пробуждало скрытое, вековечное, судьбоносное. Прошла осень, прошла зима, прибыла из теплых краев весна.