На огне святом сожжем разлуку

- Горячо в сердце, когда слышу.

Боян обнял парня, прижал к груди. Борода защекотала Диводарово лицо, и он услышал судорожный вздох певца.

- Пращуры послали тебя ко мне, излюбленный. Давно мечтаю о таком слове. Я же не вечный, умру.

Хотелось передать кому-то песню, все прислушивался, ждал. Услышало небо мою жажду.

- А смогу ли? - со страхом спросил юноша, чувствуя, как сладко, в предчувствии чего-то таинственного, желанного сжалось сердце.

- Спрашивает ли о том соловей? - утешительно говорил Боян. - У тебя душа певчая. А мастерстве, умению - научу. Все передам, перелью у тебя песню свою. Так как не должен умереть в земле славянской дума Боянова. Слышишь?

Много лет прошло с тех пор над Славянщиной. Пускались в путь далекий, в дорогу бесконечную Боян и его спутник Диводар. Посетили они поселки верховинские, племена лужанские, городища хорватские, царства дакские, гостеприимное жилье иракское. Везде были рады люди путешествующим певцам. Звучали благозвучные струны и на свадьбах, и на тризнах унылых, и на шумных праздниках купальских. Не трогали слепцов даже разбойники горные, свирепые кочевники восточные, что иногда, словно безжалостная рогатина, пронизывали земли славянские из края в край, помечая огнем и кровью свой бездумно-жестокий путь.

Знаменитым певцом, славным и умелым, стал Диводар. И радовался тем старый Боян, прислушиваясь, как громко приветствуют люди его воспитанника. Все переплетения радостей и горя, муки и надежды чеканили свои знаки в душе Диводара, растапливались в горне сердца и переливались в звуки новых, еще неслыханных песен.

Наступила пора, и вспомнил молодой певец полноводную реку, к которой он должен был прибыть с рыцарями боевыми, и братство воинов за порогами Славуты. И захотелось ему попутешествовать в тот край, откуда всходило солнце. Согласился с ним ветхий Боян. И они пустились в путь.

Над Бугом заболел старый певец. А умирая, взял за руку Диводара, попросил склониться к устам, прошептал:

- Прими последнее слово, сынок. Мое завещание. Я передал тебе все что мог, что знал. Осталось еще кое-что. Слушай же меня внимательно. Ты славно вытерпел беду, не всякий рыцарь мог бы так. И хорошо, сынку, хорошо. Потому что все проходит, только тишина остается. Тишина мудрости и спокойствия. Прислушивайся, пойми. И никогда не грусти. Будь сыном тишины. И тогда в тебе пробудится песня. Песня нужна людям. Тем, кто еще не слышит тишину. Я передал тебе тайну тишины, сынок, неси ее подарок в себе. Склонись, я дыхну в тебя. Отныне нет Диводара. Родился Боян.

Не плакал за дорогим учителем молодой Боян. Поцеловал в увядшие уста, запел над ним величальную, песню. Слушали ее чащи исконного леса, примолкшие птицы, течение реки. Целый день копал певец яму на круче песчаной, стелил ее мягкой травой, душистым чабрецом. Высек огонь огнивом, зажег жертвенный можжевельник, что имел в сумке, пожелал Бояну счастливого пути в край Яр-дива, а тогда, приложив тело лапчатыми ветками хвои, засыпал последнее убежище наставника песком. Второго дня собирал камни над Бугом, сносил вместе, выкладывал высокую могилу. Славные гусли молодой Боян положил на верховье, чтобы знали прохожие, кто похоронен в сырой землице.

Третьего дня после смерти старого певца пустился Боян в бесконечные странствия. И покатилась вместе с ним слава. От городища к городищу. От села к селу.

Добрался-таки он к славутинской твердыне за порогами. Искренне приветствовали боевые рыцари мужественного побратима. Поведал он о страшной битву в горах, о гибели Горипала, о свирепой мести горного владыки, о завещании Тайно-Дива. Ходил Боян с воинами в походы, изведал грозы, буревалы, сечу и голод. Пересек земли славянские из края в край и не раз и не два.

Промелькнули быстроминущие лета. И стало имя певца таким же неотделимым от жизни народа, как восход солнца, как пение птиц, детский смех, как приход ежегодный веселой весны или щедрых жатв. Как могли представить люди, что когда-то погаснет колесо Яр-дива или высохнет полноводный Славута, или не прилетят священные аисты из южных краев после зимы, так не могли они мыслить себя без дум Боянових, без его присказок, поговорок, буйно-веселых ли песен или печальных, без его ироничных или волшебных сказок, что щедро дарил он дедам и бабушкам, а уже они шептали их в запечке внучкам и детям - на радость, к счастью, на мощь народную.

Так певцу наполнилось семьдесят лет. А может, и больше, кто о том знает? Потому что на вид можно дать человеку полста, а в душе его уже прокатились века. Разве редко так бывает?

И вот здесь начинается наша сказка. Но нет, не начинается, а лишь передается дальше, в течение бытия, потому что как вечно живы Бояны, так и сказка – а разве может она умереть? 

Дума вторая Что в мире горячее всего?

Корень