На орбите Стравинского. Русский Париж и его рецепция модернизма

В сценарии Челищева только в одной сцене появляются элементы первоначального придворного торжества, задуманного Дягилевым. Торжество Природы заканчивается появлением северного сияния, которое Челищев хотел изобразить в виде пляшущих и дрожащих огней, множащихся и превращающихся в неподвижные небесные созвездия, фейерверки, звезды, огненные шары, молнии, возникающие и переливающиеся спирали; в виде общего света, быстро сменяющегося на зеленый, синий, желтый, оранжевый и красный, а затем переходящего в трепещущий белый, который чередуется с огненно-красным, становящимся все более ярким[256]. Для зрителей на сцене Челищев спроектировал круглый подиум, к которому с каждой стороны ведут лестницы. Задний план представляет собой большой светящийся треугольник, подчеркивающий удаляющуюся перспективу, которую дополняют линии марионеток, подвешенных на проволоке и уменьшающихся в размерах по мере удаления от сцены. На переднем плане Челищев разместил танцовщиц, одетых, как и марионетки, в пышные платья из голубоватого и жемчужного серого атласа, украшенные большими фосфоресцирующими звездами (илл. 3.1–3.3).

Илл. 3.2. Эскиз декорации Павла Челищева к 3-й сцене из «Оды». Художественный музей Уодсворт Атенеум, Хартфорд, штат Коннектикут, Фонд коллекции Эллы Гэллап Самнер и Мэри Кэтлин Самнер, используется с разрешения

Несмотря на кринолины восемнадцатого века, и марионетки, и танцовщицы казались странно абстрактными. Челищев закрыл их лица сетчатыми масками и обернул головы, область декольте и руки черным материалом так, что не было видно кожи (см. илл. 3.3). И вот уже не марионетки представляют людей, а люди превращаются в обезличенных марионеток, словно говоря, что в грандиозном замысле Природы человек как личность не играет особой роли.

Илл. 3.3. Павел Челищев, костюм звезды, ок. 1928 года. Национальная галерея Австралии, Канберра, используется с разрешения

Челищев не шутил, когда сказал Дягилеву, что вместо того, чтобы расписывать декорации, он хотел бы рисовать их прямо на трико танцовщиков [Tyler 1967: 334]. Кроме Ирины Белянкиной (или Иры Беллин), племянницы Стравинского, которая олицетворяла Натуру в белом одеянии, напоминавшем греческую колонну, и Лифаря, танцевавшего партию Студента, все остальные танцовщики выполняли роль движущихся частей декорации: например, во второй картине светящиеся точки на их бледно-голубых трико соединялись ломаными линиями подобно тому, как в книгах по астрономии изображаются созвездия[257]. Танцовщики превращались в движущиеся волны или в стену из воды, или же выполняли различные акробатические движения в составе подвижной декорации, которая в своем совершенном единстве цвета, света и движения уже никак не могла считаться «декорацией» или задником сцены. Еще одной отсылкой к эпохе стал костюм Студента, напоминающий о временах Людовика XV. Лифарь был одет как французский аббат: черный сюртук, белый парик, треуголка и адвокатская лента на шее. Как можно видеть на фотографиях Лифаря, Студент связан веревками, которые символизируют ограниченность его разума и способности действовать [Brillant 1928: 623]. В сцене праздника Лифарь также связан (в оригинальном сценарии у него даже завязаны глаза). Когда ему наконец высвобождают руки, одна его нога стоит на веревке, с помощью которой он рисует в воздухе различные геометрические фигуры.

Геометрия – важная тема второй картины, в которой, по замыслу Челищева, светящиеся точки на синих трико девяти танцовщиц образуют «геометрические фигуры». В сцене праздника танцовщицы, одетые в синие трико, с лицами, закрытыми сетчатыми масками, танцуют с веревками на фоне марионеток. Веревки, свисающие с потолка, создают иллюзию, что танцовщицы – это тоже марионетки, которыми управляют с помощью веревок. Формируя геометрические фигуры, танцовщицы становятся частями геометрических образований в стиле кубизма.

Кинопроекции Шарбонье усиливали фантастические образы Челищева. Набоков вспоминал, как Челищев показывал ему некоторые из кинокадров в то время, когда он все еще держал свою концепцию в секрете от композитора: «Моему удивленному взору предстали эскизы, изображающие молодых людей в фехтовальных масках и трико, медленно погружающихся в нечто, судя по всему, в воду. <…> Кохно сказал мне… что эти изображения символизируют “стихию Воды”» [Nabokov 1951:122]. В окончательном варианте это стало сценой под названием «Человек», которая была представлена в виде замедленных акробатических движений [Malherbe 1928а]. Чудеса природы – произрастание растений, цветов и плодов – также были представлены в кино-проекции: из большого белого овала, который изображает семя и проецируется на черный экран, сначала вырастает стебель, затем он постепенно превращается в светящееся дерево, букеты цветов и плоды на ветвях. В финале изображение распадается в изображение вазы с фруктами и образует натюрморт.

От фантазии к реализации