На осколках разбитых надежд (СИ)

— Разумеется, ни о каком браке офицера люфтваффе и «запятнанной еврейской кровью» не могло быть и речи. Даже Герману предложили отказаться от жены и дочери, иначе и его ждали бы огромные неприятности. Герман притворился, что готовит документы о разводе, а сам тайно переводил свое состояние заграницу. Сейчас они в Швейцарии, насколько мне известно.

Лена на мгновение пожалела девушку с фотографии, жизнь которой разрушилась в один миг. Потерять все — родину, свое положение, любовь и будущее — было действительно ужасно.

— А Рихард?.. — смотреть на любовь, которой светился его взгляд на снимке, почему-то было больно. Поэтому Лена поспешила отвести взгляд от фотокарточки.

— Мы все были тогда шокированы открывшимися обстоятельствами. И Фалько не исключение. Еврейская кровь! Кто бы мог подумать! Я ведь крестный отец этой девочки! Она христианка, рожденная в Германии! Безумие! Рихард оказался перед тяжелым выбором. Он только получил свой первый крест за бои над Польшей. И он давал присягу… Согласись, сделать выбор между любовью и честью, между девушкой и своей страной очень сложно. Особенно понимая, что, выбирая одно, ты определенно предаешь другое.

— Он отказался от нее?

— Не надо, не думай так о Фалько! — недовольно произнес Иоганн, распознав чутким ухом нотки в голосе Лены. — Бедный мой мальчик! Я никому не пожелаю такого выбора. Он цеплялся за невозможное до последнего. Он надеялся, что произошла ошибка, все ходил по службам и требовал тщательной повторной проверки. Потом я устроил встречу с Герингом. Герман (да, он тоже Герман) обладает определенным весом в нашей стране. И он мог бы все решить. Но было поздно. А тут еще вмешалась Аннегрит! Фон Ренбеки — знатный род. В нашем роду с Анне — фон Кестлин — тоже никогда не было еврейской крови. Аннегрит и так с трудом принимала возможность этого брака. Брухвейеры были не нашего круга, только деньги открывали им двери гостиных приличных домов Германии. А тут нечистая кровь… Я знаю, что Рихард ездил в Швейцарию к Брухвейерам, пока это было возможно, несмотря на все предупреждения от начальства. И что писал Адели почти год. А потом случилось вторжение в Британию. И Адель вернула кольцо, считая, что Рихард сделал свой выбор. Это было самое правильное решение, как нам всем тогда казалось.

— А сейчас? Что вы думаете сейчас? — спросила Лена. Иоганн грустно улыбнулся и захлопнул альбом, потом передал его Лене.

— Я хочу, чтобы мой мальчик снова захотел жить. Для этого я даже готов закрыть глаза на еврейскую кровь. И потом, Адель — еврейка только на четверть. А у Германа связи в Британии и Америке…

Иоганн вдруг замолчал, словно поймал себя на том, что говорит лишнее. И Лена не стала переспрашивать, понимая, что он не желает говорить об этом. Больше об Адели они не говорили. Лена почитала на ночь немцу очередную пьесу Шиллера, слог которого тот очень любил, а потом, когда Иоганн заснул, направилась к себе. Правда, ушла к себе не сразу. Прежде заглянула в комнаты Рихарда, скользнув в темноту покоев украдкой.

Часть мебели была накрыта чехлами, которые тут же напомнили своим видом, что комната сейчас нежилая. Но в воздухе Лене показался знакомый запах сигарет и одеколона Рихарда, отчего вдруг навернулись слезы на глаза. Ей не хватало его. Его присутствия рядом. Его голоса. Шопена или Бетховена по вечерам. Ей так его не хватало, что она боялась этих чувств.

Нельзя. Ей нельзя все это чувствовать. И ждать его возвращения. Он немец. Она русская. И он любит другую.

Лена прикусила губу и быстро прошлась по комнате, вспомнив, зачем она зашла сюда. Осмотрела внимательно все редкие фотокарточки в рамках, которые нашла на комоде и полках на стенах. Только семейные портреты и снимки самого Рихарда, как одного, так и с товарищами по полку. В том числе и групповой снимок на вечере с фюрером. Лена отставила его быстро, словно обожглась о серебряную рамку. Фотографий красивой брюнетки не было нигде, и это обрадовало ее. Конечно, миновало почти два года, если вести отсчет от начала войны с Англией.

А потом, уже уходя, взяла в руки одну из фотокарточек, на которой Рихард вместе с каким-то товарищем стоял у самолета. И заметила то, на что не обращала внимания прежде, и что без лишних слов сказало ей о том, что Рихарду не были нужны фотографии Адели. Она была вместе с ним всегда. Даже во время полетов. Потому что на борту самолета у кабины белой краской было выведено аккуратно «Адель».

Лене показалось, что ее ударили этим именем, настолько ей вдруг стало больно от вида этого имени. Она знала, что Рихарду приходилось уже терять самолет однажды. Значит, он не один раз выводил имя своей любимой на борту машины. И пусть Адель отказалась от него, передав ему кольцо, но Рихард по-прежнему жил прошлым, уходя в бой под ее именем ради будущего Германии.