На осколках разбитых надежд (СИ)

У Лены всегда была хорошая память. А найти в библиотеке нужную карту, над которой когда-то что-то обсуждали Иоганн и Рихард во время прошлого отпуска барона, не составило труда. На ней еще сохранились маленькие отверстия от кнопок и флажков, с помощью которых мужчины воссоздавали картину побережья, рисуя границы, направления вылетов и расположение баз люфтваффе и зенитной артиллерии. Она некоторое время смотрела на эту карту, раздумывая, как ей стоит поступить сейчас. А потом решительно сложила этот большой лист бумаги в несколько раз, пряча его за воротом блузки.

Лене казалось, что Розенбург уже спал, когда она прокралась в библиотеку. Для надежности она даже просидела в темноте своей комнаты около получаса, когда наконец-то Рихард и его товарищ разошлись по своим комнатам. Она ясно слышала, как хлопнули двери, когда караулила на черной лестнице.

Она ошиблась. Проходя по первому этажу к черной лестнице, она ясно увидела полосу света, которая виднелась в анфиладе комнат, ведущей к музыкальной комнате. И словно мотылек пошла на этот свет, осторожно ступая на доски паркета, чтобы не выдать себя.

Рихард был там. Сидел за фортепьяно и задумчиво смотрел в зеркало на стене, поставив локти на закрытую крышку инструмента и положив подбородок на переплетение пальцев. Он снова показался Лене усталым и чем-то обеспокоенным. Недавнее веселье ушло, не оставив даже следа в его взгляде. Спина и линия плеч под полотном рубашки напряжены.

Он выглядел таким встревоженным, что Лена невольно заволновалась сама, разглядывая Рихарда. Быть может, он думает о том, то потерял фалангу пальца? Лена помнила о его ранении и специально несколько раз взглянула на его руки, когда обслуживала сегодняшний ужин. Ей нужно было понять, так ли оно ужасно, как она представляла себе. Но нет, ничего ужасного — просто нет большей части правого мизинца. Словно кто-то отрубил его Рихарду по нижний сустав. Она помнила, как покраснела, когда встретилась взглядом с Рихардом и поняла, что ее интерес не остался незамеченным для него.

Откуда-то по полу шел холодный воздух, и Лена почувствовала, как у нее замерзли ноги. Переступила, чтобы размять их, и замерзла, когда тихо скрипнула паркетная доска.

— Ты можешь зайти, — произнес Рихард. — Я здесь один, поэтому нет нужды бояться.

Ей надо было уйти. Прямо в ту же минуту. Пробежать по темным коридорам и скрыться в убежище своей спаленки на третьем этаже. Но Рихард смотрел прямо на нее в отражении зеркала и цепко держал ее своим взглядом. И она проскользнула несмело, сделала пару шажков в комнату и замерла, не понимая, что ей делать сейчас.

— Играешь? — Рихард развернулся к Лене и кивнул на фортепьяно. — Ты как-то рассказывала дяде Ханке, что твоя бабушка была хорошей пианисткой, и что в доме был инструмент.

Лена действительно упомянула об этом в разговоре с Иоганном, обсуждая музыку и любимых композиторов, который они как-то завели под патефонные записи сочинений Шуберта. Отпираться было бессмысленно, раз немец уже обо всем рассказал ему.

— Мой брат брал уроки до тех пор, пока не ему не исполнилось тринадцать. А потом он сломал руку, играя в футбол во дворе, и после восстановления наотрез отказался возвращаться за пианино. Мама очень расстроилась, но он был очень настойчив в своем нежелании, — сказала Лена с легкой улыбкой, на мгновение скользнувшей по губам при этом воспоминании.

— А ты? Ты играла? Ни за что не поверю, что нет, раз у вас стоял инструмент в доме.

Лена не стала говорить ему, что с семи лет жила отдельно от родителей, напряженным трудом воплощая с самого детства мечту стать балериной. В другом городе и другой семье. Кто-то сказал бы «бедная девочка», но для нее это было всего лишь необходимостью на пути к заветной сцене. «Испытания закаляют характер». Так говорил ее отец, и Лена была с ним полностью согласна.

— Давай, ты же умеешь, я знаю. Сыграй для меня, — показал Рихард головой в сторону фортепьяно. От него пахло сигаретами и спиртным. И по блеску глаз Лена догадалась, что он пьян. Тут же в голове возникло воспоминание о пьяных офицерах в их минской квартире. Отказывать им не следовало, она знала это точно. Это вызывало злость и раздражение. Поэтому главное в такой ситуации — отвлечь на что-то другое и сбежать. Спрятаться.

Было больно ставить Рихарда в один ряд с остальными немцами, которых Лена знала прежде. Но это было самым правильным решением в эти минуты.

И Лена подошла к инструменту. Рихард освободил ей место, и она села на стул и положила пальцы на клавиши, замерев на миг, когда почувствовала его близкое присутствие за спиной. Он не отходил далеко, и это нервировало.

А потом она решилась. Несмело. Вспоминая, на какие клавиши и в какой именно момент нужно ставить пальцы. Пару раз, правда, сфальшивила, взяла выше, но все же вышло недурно, по ее мнению. Особенно когда пошла по второму кругу уже увереннее и быстрее.