На осколках разбитых надежд (СИ)

Он так пристально смотрел на нее, что Лене показалось, будто она тонет в его голубых глазах. Как когда-то у озера, когда они встретились впервые. Это простое прозвище снова вернуло ее в тот момент и заставило сердце пуститься вскачь. Она сделала вдох, чтобы выровнять дыхание и унять бешеный ритм, и почувствовала, как слегка оцарапали кожу края сложенной карты. Помертвела в тот же миг, осознавая, что сейчас хранит на груди.

— Мне нужно идти, — поднялась Лена быстро на ноги. — Уже поздно.

Он не встал со стула. Так и остался сидеть расслабленно и смотреть на нее снизу вверх. А потом сделал ленивый жест рукой, мол, иди. И она не могла не почувствовать острый укол разочарования, что он не стал ее задерживать. Он даже вслед ей не смотрел — она украдкой проверила. У самой двери Лена вдруг обернулась на тихий звук и заметила, что Рихард пробует нажать клавишу обрубком мизинца.

— Люди могут играть и девятью пальцами. Просто нужна сноровка.

Потом, уже в тишине своей спальни она будет долго ругать себя за то, что сказала эти слова. Какое ей вообще дело до того, будет ли он играть или нет? И что он мог подумать о ней из-за этих слов? О том, что у нее под матрасом лежит свернутая карта с указанием расположения аэродрома, где базировалось подразделение Рихарда, о том, какие последствия повлечет передача этих сведений британцам, она старалась не думать.

Весь последующий день для Лены просто пронесся как одна минута. С самого утра они с Катериной даже не присели ни на минуту. Сервировали, обслуживали за столом и убирали посуду, меняя скатерти. Убирались в спальнях, заправляли постели и менял полотенца, небрежно брошенные на пол ванных комнат. Мыли посуду. Помогали Айке делать заготовки для предстоящего ужина. Носились вверх-вниз по лестнице во второй половине дня, относя в комнаты гостей отутюженные платья и рубашки или горячие щипцы для завивки волос или сахарную воду, чтобы зафиксировать прически. И помогали девушкам с нарядами, в глубине души завидуя их нарядам, украшениям и прическам.

— Ты уразумела, что одна из девок наша? — спросила Катерина, когда они с Леной наспех завершали сервировку праздничного ужина, раскладывая столовое серебро с гербом фон Ренбек на ручках. — Она со мной як на нашем заговорила, я еле щипцов не сронила.

— Не наша, — поправила ее Лена. — Какая она наша? Она из бывших. Да еще видишь, с немцами путается.

— А якие ейные наряды! — восхищалась Катерина. — Я в кино тольки такие видала!

Гостьи действительно разоделись для вечера. Это мужчины не могли ничем выделиться, кроме орденов и наград на парадных мундирах. А вот женщины постарались как могли. Бархат и шелк, блеск украшений в ушах и на шее. Конечно, самые богатые украшения были у баронессы — бриллиантовая цепочка с кроваво-красным рубиновым кулоном и капли рубинов в ушах. Лена никогда прежде не видела таких украшений — только в музее, где показывали богатства бывших господ.

Главным украшением же Мисси была ее молодость и красота. Лена не могла не позавидовать ее ангельскому облику — в белоснежном платье с кружевным болеро, целомудренно закрывающем декольте и плечи, с волнами белокурых волос, она была неимоверно хороша. Неудивительно, что Рихард именно ее повел под руку к столу, встретив у подножия лестницы в холле. И разговаривал больше именно с ней за ужином, как показалось Лене со стороны. Она замечала, какими понимающими взглядами обмениваются через стол баронесса и Иоганн, и злилась все больше. Сосредоточенная на своих мыслях и эмоциях, она не обратила внимания на слова Катерины, когда они вернулись в очередной раз в кухню, чтобы принести к столу десерт — запеченные с медом яблоки с ванильным соусом, традиционное печенье и сладкий слоеный пирог.

— Як думаешь, нам достанется хоть кусочек из ужина их нонешнего? — спросила Катерина. Сегодня был праздник, и Айке уже давно ушла домой, как и Биргит. В доме остались только девушки. — Я б гуся съела. Или даже рыбы этой толстой. Да и сладкого хочется! А видела, как лопает жадно этот толстый эсэсовец? Ну, як наш хряк лопал! А сына фрау нашей видела? Злющий як черт!

— Он не хотел идти на сегодняшний ужин, — сказала Лена, случайно подслушавшая спор Биргит с сыном, худощавым молодым человеком. У него была бледная кожа и тонкие черты лица. Темные глаза, длинный нос и узкие губы достались ему явно от матери. Как и характер. Неудивительно, что эти двое так яростно ругались. — Он не хотел идти на этот ужин. Считает фон Ренбек заносчивыми богатеями, а барона — неженкой, представляешь? Странно для сына фрау Биргит — она так любит эту семью.

— Неженкой? — переспросила Катерина. — Ну, не знаю. Боится он нашего немца — то точно. Я видала, он тронуть тебя хотел, когда ты гуся усим носила. Но наш немец так на него глянул, что прям кровь ледяной стала. Ну, у меня точнехонько стала бы. Он злой, этот сынок фрау. Черт в нем сидит. Як в других, что у нас были в деревне. Вот ей-ей!