На осколках разбитых надежд (СИ)

Он немец. Она русская. Для него ничто… Не никто, а именно ничто. Даже не человек. Таких нельзя любить. Не положено в этом мире, в котором их разделяет целая пропасть.

Но вдруг повернулась к нему, напряженно замершему в паре шагов от нее. Взглянула как-то зло и цепко.

— Это потому, что я русская? — в голосе все равно прозвучали невыплаканные слезы, как ни пыталась она их скрыть от него.

Лена боялась, что он может притвориться сейчас, что не понимает ее. Не скажет ей истинных причин, по которой отвергает ее, несмотря на то, что она читала сейчас в его взгляде.

Боль. Смятение. И одновременно безграничную нежность, от вида которой у нее перехватывало дыхание.

И в то же время каким-то шестым чувством знала, что Рихард будет откровенным с ней. И со страхом ждала ответа, вглядываясь в его лицо через падающие хлопья снега.

Рихард медлил с ответом. Сначала Лена заметила, как он помрачнел, как заблестели его глаза странным блеском в свете, падающем из окон дома. Распознала горечь сердцем прежде, чем услышала ее в голосе Рихарда.

— Это потому, что я — немец, — и когда она недоуменно нахмурилась, пояснил. — Ты слышала Клауса. Не надо притворяться, будто не понимаешь, о чем я сейчас.

Лена понимала. Их сейчас разделяли не только несколько шагов и снегопад. И дело не только в том, что она не считается человеком равным ему по идеологии, знаки отличия которой висели на его мундире. Их разделяли годы смертей и крови. Боль и взаимная ненависть. И пусть не Рихард убивал и насиловал в ее стране. Пусть не его рука пустила ту очередь, которая убила Люшу. Пусть не было его прямой вины в том, что Лея потеряла от шока ребенка в открытом поле, где Лене пришлось принимать преждевременные роды, а потом хоронить этот маленький бездыханный трупик. Как не было его прямой вины во всех ужасах, которые творили его соотечественники на ее земле. И в смерти мамы…

Но он был немец. Нацист.

— Знаешь, о чем я думал, когда падал? — произнес вдруг Рихард глухо. — Когда горел в воздухе, и до момента удара оставались считанные секунды? Возможно, последние секунды моей жизни. Я жалел, что так и не узнал… Не узнал, какими мягкими на ощупь могут быть твои волосы. Не узнал, как пахнет твоя кожа. Я так и не узнал тебя, Ленхен. Я понял, что хочу снова увидеть твои улыбки. А ведь их так мало, Ленхен, ты так редко улыбаешься, что все они настоящее сокровище для меня. Каждая из них. И я так хочу сделать хоть что-то, чтобы ты была счастлива. Чтобы ты улыбалась. Чтобы никогда-никогда не плакала. Вся моя жизнь вдруг сосредоточилась в одном единственном моменте тогда. И это — ты, Ленхен. Единственный фрагмент, которого мне так не хватало всю мою жизнь — это ты. И мне безумно захотелось жить. Знаешь, в чем секрет всех моих прошлых побед? В том, что мне не было страшно умереть. Меня прозвали Безумным Бароном в полку, потому что я слишком близко подпускал к себе томми. Я столько раз пролетал над обломками сбитых мной самолетов и не чувствовал ни капли страха. Мне было не страшно оказаться на их месте. До недавнего времени.

Рихард помолчал, поймал снежинку рукой, рассматривая ее так, словно она самое занимательное, что он видел в жизни. Лена же стояла, кутаясь в его мундир, не в силах уйти сейчас от него. Снежинки падали на ее лицо и, тая, смешивались со слезами.

— А сейчас я безумно хочу вернуться. Я хочу жить. Потому что есть ты. Ради тебя, Ленхен, — ее сердце забилось так сильно при этих словах, что оглушило ее на какие-то секунды. — Потому что я хочу увидеть тебя. Еще раз. Хотя бы раз… И я хочу… я должен сделать хотя бы что-то, чтобы ты была счастлива… Потому что я очень этого хочу. И будет лучше, если мы забудем обо всем, что произошло, и никогда не будем вспоминать об этом. Я обещаю тебе, что пока я жив…

Лена не смогла слышать этого. Слишком много смертей было в ее жизни прежде. И думать, что Рихард тоже умереть… Ее вдруг пронзила такая острая боль, что она не смогла сдержаться — сбежала по ступеням быстро и положила пальцы на его губы. И тут же замерла шокированная своим поступком и огнем, пробежавшим от кончиков пальцев вверх по руке куда-то к сердцу. Впервые она касалась его. По своей воле. Желая этого прикосновения.