На осколках разбитых надежд (СИ)

Лена посмотрела на него и поразилась тому, что увидела. Казалось, с лица двенадцатилетнего мальчика на нее смотрят глаза не просто взрослого, а уже постаревшего человека, которому довелось пережить немало горя. И это причинило ей особую боль. Все, что происходило сейчас в мире, заставляло детей взрослеть раньше срока, а так не должно было быть.

— Я скажу, что подрался в школе. Иногда меня задирают мальчишки из-за того, что я не хочу попасть на Восточный фронт, когда вырасту, — сказал Руди, цепляясь в ремень сумки с такой силой, что побелели костяшки.

— Руди… — мягко произнесла Лена, чувствуя, как к горлу поступили слезы.

— Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое, — прошептал он. — Ну… хуже, чем… чем… не хочу… Это все неправильно!

В этом мире не осталось уже ничего правильного, подумала Лена, но промолчала, не желая добавлять эмоций в тот костер, что уже бушевал внутри мальчика. Просто улыбнулась ему дрожащими уголками губ, попыталась расправить платье, когда встала на ноги, и поспешила к дому, подобрав с земли перепачканные и помятые свертки.

Руди окликнул Лену, когда она уже отошла от берега на приличное расстояние. Она обернулась к нему, гадая, что ему понадобилось, почему-то ощущая испуг. Словно он хотел сказать ей что-то плохое. Наверное, это просто в ней еще бурлили эмоции от пережитого. Потому что чего плохого можно было ждать от Руди?

— Вот, ты забыла письмо, — сунул мальчик в ее руки конверт. А потом так же быстро, как подбежал к ней, скрылся в парке, решив срезать путь до дома не по ровным аллеям, а наперерез им. Они ничего больше не сказали друг другу. Даже не посмотрели в глаза на прощание. И Лене очень хотелось думать, что Руди сохранит их страшную общую тайну…

— Пацан вряд ли будет держать язык за зубами! — решительно произнес Войтек, когда Лена рассказала ему обо всем. — Тем более — немец.

— Я уверена в нем, — возразила Лена твердо, глядя прямо в темные глаза поляка. Она могла бы привести как свидетельство в пользу Руди то, что он почти год служил курьером для писем Рихарда, бережно храня эту тайну. Но это было совсем не то, что можно было рассказать Войтеку, и она промолчала, надеясь, что ее уверенность передастся и ему.

— Ему всего двенадцать, — убеждал Лену поляк. — Он еще мальчик. Ребенок. Когда отойдет от шока, рано или поздно он скажет матери или отцу, и тогда… Не лучше ли будет?..

— Она отшатнулась от него, распахнув глаза в ужасе, и Войтек осекся. Не стал продолжать, а сразу переменил тему.

— Ты хотела, чтобы я помог, — напомнил он, и Лена попыталась успокоиться, чтобы изложить свою просьбу доступно и без эмоций. Тело шупо так и осталось лежать в лесу. Его хватятся к ночи и будут искать, а когда найдут, то достанут из кармана его форменной рубашки документы Лены. Они так и остались лежать там. В панике Лена совсем забыла про них и вспомнила только, когда Биргит напомнила о том, что работница должна сдать документы.

Войтек выругался так грубо, что Лена в смущении опустила глаза. Он резко зашагал по маленькой спаленке Лены из угла в угол, кусая большой палец. Его тревога была настолько осязаема, что Лена почувствовала, как снова сползает в панику.

— Все добже, — вдруг сказал он после долгих размышлений. — Кажись, я знаю, что делать. Я все решу, Лена. Никому ни слова. Никто не должен знать. Твое платье, в котором ты была сегодня, когда… когда все это случилось. Отдай мне его, я сожгу на заднем дворе. Будем надеяться, что все обойдется. И что твой малец будет держать рот на замке.

В ту ночь Лена так и не смогла уснуть, несмотря на проглоченную таблетку веронала. Усталость была, но закрыть глаза и погрузиться в сон мешала неизвестность. Лена знала, что Войтек ушел из Розенбурга почти сразу же после их разговора. Столько времени прошло с этой поры! За окном успело потемнеть сумерками. Поэтому Лена до сих пор не понимала, удачно ли все происходит для них или нет.

Что, если тело нашли раньше, чем до него добрался Войтек? Что, если его самого схватили? Что, если вот-вот на пороге замка появятся эсэсовцы?

Только около полуночи раздался легкий стук в дверь, и на пороге появился поляк, усталый и грязный, но довольный. Он протянул Лене документы, и она с трудом удержалась на ногах от облегчения, нахлынувшего на нее волной.

— Никто теперь ни за что не найдет этого ублюдка, — произнес Войтек так уверенно, что Лена поняла — тело надежно укрыто. — Зато теперь у нас есть форма полицейского и его документы. Я бы сказал, что все, что ни делается, но… Как ты сама, Лена? Успокоилась?

Он коснулся пальцами ее волос, которые стали заметно короче теперь, и улыбнулся грустно, глядя на нее со странным выражением в глазах:

— Я бы отдал все, лишь бы этого не случилось…